—
Не вы, да и никто из тех, кто теперь умер на ней и умирает. Они тоже не пошли бы, если бы могли, но они не могут, а вы можете. Они идут воевать, а вы останетесь в Петербурге — живой, здоровый, счастливый, только потому, что у вас есть знакомые, которые пожалеют послать знакомого человека на войну. Я не беру на себя решать — может быть, это и извинительно, но мне не нравится, нет.
Неточные совпадения
— Конечно, нехорошо, да кто же мог предвидеть это? Нам с сестрой эта квартира велика: одна комната остается лишняя — отчего ж
не пустить в нее хорошего человека? А хороший человек взял да и врезался. Да мне, по правде сказать, и на нее досадно: ну чем Кузьма хуже ее! Добрый, неглупый, славный. А она точно его
не замечает. Ну,
вы, однако, убирайтесь из моей комнаты; мне некогда. Если хотите видеть сестру с Кузьмой, подождите в столовой, они скоро придут.
— Ну-с,
вы извольте лежать смирно и
не вставать. Есть у
вас товарищи, которые пожертвовали бы немного своим временем для вашей пользы? — спросил доктор.
— Вероятно, есть; иначе зачем были бы эти дежурства?
Вы не откажетесь ходить за ним, Марья Петровна?
— Нет, Кузьма Фомич, теперь мы
вас не забудем: нужно дежурить около
вас. Вот до чего доводит непослушание, — улыбаясь, сказала Марья Петровна.
— Да
вы не приходите в отчаяние, Марья Петровна. Придет доктор, посмотрит; может быть, еще
не все кончено. Может быть, еще выручим его.
— Ну,
не выручим, умрет, — отвечал я ей так же тихо. — Для всех нас, конечно, это большое горе, но нельзя же так убиваться: ведь
вы эти дни на мертвеца стали похожи.
Может быть, это и смешно
вам покажется, но теперь меня постоянно мучает мысль, что люби я его — жили бы мы совсем иначе, все бы иначе случилось, и этого страшного, нелепого случая могло бы и
не быть.
— Ах, Марья Петровна, боюсь я, что
не увидите
вы свету на войне.
— Принять участие! Да разве она
не возбуждает в
вас ужаса?
Вы ли говорите мне это?
— Я говорю. Кто
вам сказал, что я люблю войну? Только… как бы это
вам рассказать? Война — зло; и
вы, и я, и очень многие такого мнения; но ведь она неизбежна; любите
вы ее или
не любите, все равно, она будет, и если
не пойдете драться
вы, возьмут другого, и все-таки человек будет изуродован или измучен походом. Я боюсь, что
вы не понимаете меня: я плохо выражаюсь. Вот что: по-моему, война есть общее горе, общее страдание, и уклоняться от нее, может быть, и позволительно, но мне это
не нравится.
— Вот
вы, кажется, всё думаете, как бы постараться остаться здесь, — продолжала она, — если
вас заберут в солдаты. Мне брат говорил об этом.
Вы знаете, я
вас очень люблю, как хорошего человека, но эта черта мне в
вас не нравится.
— Так точно, барин, чтоб и звания его
не осталось поганого. Потому от его бунту сколько нам всем муки принять нужно! Ежели бы он, например, без бунту, чтобы благородно, смирно… был бы я теперь дома, при родителях, в лучшем виде. А то он бунтует, а нам огорчение. Это
вы будьте спокойны, верно я говорю. Папиросочку пожалуйте, барин! — вдруг оборвал он, вытянувшись передо мной во фронт и приложив руку к козырьку.
— Заниматься
вы мне
не даете — вот что! И так времени совсем нет, кончить курса
не дадут, пошлют на войну; и так многого узнать
не придется; а тут еще
вы с Кузьмой.
— Да
вы разве
не умираете?
Не убьют
вас — с ума сойдете или пулю в лоб пустите. Разве я
не знаю
вас, и разве
не было примеров?
— Отстаньте
вы, очень нужно
вас еще пуще разогорчать! Вредно
вам. И я ничего
не знаю, это я так сказал.
Не мог человек вида мучений вынести, так где ж
вам самые-то муки одолеть?..
— Ну,
не знаю, что хорошего, что
вас самих в дышло запрягут.
—
Вы меня держитесь, ежели что. Уж я бывал, знаю. Ну, да у нас барин молодец,
не побегит. А то был такой до
вас вольноопределяющий, так тот, как пошли мы, как зачали пули летать, бросил он и сумки и ружье: побёг, а пуля ему вдогонку, да в спину. Так нельзя, потому — присяга.
— Пойдемте поскорее, — прошептал ей Свидригайлов. — Я не желаю, чтобы Родион Романыч знал о нашем свидании. Предупреждаю вас, что я с ним сидел тут недалеко, в трактире, где он отыскал меня сам, и насилу от него отвязался. Он знает почему-то о моем к вам письме и что-то подозревает. Уж, конечно,
не вы ему открыли? А если не вы, так кто же?
Неточные совпадения
Хлестаков. Я
не шутя
вам говорю… Я могу от любви свихнуть с ума.
Хлестаков. Да вот тогда
вы дали двести, то есть
не двести, а четыреста, — я
не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Купцы. Так уж сделайте такую милость, ваше сиятельство. Если уже
вы, то есть,
не поможете в нашей просьбе, то уж
не знаем, как и быть: просто хоть в петлю полезай.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если
вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Отчего же
не заслуживаете?
Вы, сударыня, заслуживаете.