Неточные совпадения
Фон Зееман снова опустился на стул в прежней небрежной позе, не
замечая устремленных на него испуганных взглядов окружавшей его раболепной толпы, бывшей свидетельницей его беспримерной дерзости в отношении к адъютанту и любимцу
графа Алексея Андреевича — всемогущего любимца царя.
На самом деле, приняв последнего посетителя,
граф Алексей Андреевич отрывисто
заметил Петру Андреевичу...
Граф Алексей Андреевич продолжал, между тем, задумчиво сидеть у письменного стола в своем мрачном кабинете. Тени сумерек ложились в нем гуще, нежели в зале, но
граф, по-видимому, не
замечал этого, или же ему нравился начинавший окружать его мрак, так гармонировавший с настроением его духа.
Аракчеев
заметил, что он, капитан, вероятно, не знает, как силен и строг Аракчеев, а потому, как бы ему, капитану, не досталось от
графа еще хуже; но Иван Петрович, будучи под влиянием винных паров, ответил, что не боится ничего и лишь бы только увидеть ему Аракчеева, а уж тогда он ему выскажет все.
Не только во время краткого нахождения Аракчеева не у дел, но и в период бытности его у кормила правления,
граф, несмотря на его многосложные обязанности, сопряженные с необыкновенною деятельностью и бессонными ночами, успевал
замечать всякие мелочи не только по службе, но и в домашнем быту; он имел подробную опись вещам каждого из его людей, начиная с камердинера и кончая поваренком или конюхом.
Граф был необыкновенно впечатлителен; так, при рассказе о какой-нибудь печальной истории, он, бывало, прослезится, но,
заметив, что у какой-нибудь десятилетней девчонки дорожка в саду не так чисто выметена, в состоянии был приказать строго наказать ее, но, опомнившись, приказывал выдать ей пятачок.
— Да как ты
смеешь, — снова накинулся на него
граф, — так называть Настасью Федоровну, которую я уважаю, слышишь ты, я… уважаю, как мать моего сына…
Когда Вейротер заключил свое объяснение заявлением, что места эти ему хорошо знакомы, потому что в прошлом году здесь были маневры, его помощник
граф Бубна
заметил на это...
— Такова уж ее барская воля, — наставительно
заметила старуха, — не нам с тобой ей, молодчик, перечить, когда сам сиятельный
граф насупротив ее ничего не делает.
Она и не ошиблась — ее
заметил действительно
граф, и это, был…
граф Алексей Андреевич Аракчеев.
«Отношения мои с ней окончены навсегда, а как экономка она незаменима, жена — девочка, что смыслит в хозяйстве, и что такое связь с холопкой, разорвал и баста — пикнуть не
посмеет, только благодарна будет, что в три шеи не прогнал…» — рассудил
граф и решил все оставить по-прежнему, но на свидание с Минкиной перед свадьбой не решился и упорно оставался в Петербурге в течение более полугода.
— Хилая она у меня, Настасья, хилая… — как бы жалобным тоном
заметил граф.
— Может, спать хочешь, я уйду, коли беспокою… —
заметил граф сдавленным голосом, видимо, лишь для того только, чтобы что-нибудь сказать.
Она снова стала покрывать поцелуями его руку, которую он по забывчивости оставил в ее руке. От сильного движения ворот ее рубашки расстегнулся, и перед глазами
графа мелькнула ее обнаженная грудь. Она
заметила это, выпустила его руку и стала торопливо застегиваться, но он уже привлек ее к себе.
Граф Алексей Андреевич, войдя в полную ничем не нарушаемого порядка колею грузинской жизни, занятый начавшимися постройками, не
заметил перемену в отношении к нему молодой графини, да и перемена эта, кстати сказать, не была резка, так как отношения между супругами были уже давно холодны.
— Есть из чего, матушка, мучиться… вырастет, выучится, человеком будет… — равнодушно
заметил граф.
— Мы можем тут с тобой обстряпать хорошее дельце. —
заметил Талицкий. — Эта идеальная дура Хомутова
графу совсем не под пару, он, слышно, любит бойких баб. Теперь, конечно, в ней ему нравится ее наивность, но помяни мое слово, она ему скоро надоест, тебе бы самый раз быть графиней Аракчеевой… чай, не отказалась бы…
— Зачем расстраивать, пусть выходит, а ты постарайся сблизиться с
графом, тебе что терять, нечего… — с откровенным цинизмом
заметил он.
Граф остановился у дверцы, как бы недоумевая, что предпринять, но Наталья Федоровна,
заметив это, переломила себя, быстро успокоилась и только продолжала тихо плакать.
Граф Алексей Андреевич Аракчеев был прав,
заметив, если припомнит читатель, Екатерине Петровне Бахметьевой, что Зарудин опоздал со своей просьбой о переводе его в действующую армию, так как участие в союзнической войне со стороны России окончено и наши войска возвратились.
— Что скажет отечество? —
заметил Алексею Андреевичу обсуждавший эту меру
граф Комаровский.
Надо
заметить, что решимость стоила Павлу Кирилловичу не дешево — она стоила ему в десяток начатых и разорванных в клочки писем к всесильному
графу. Наконец, одно из писем удовлетворило его.
— Подлая, гнусная сплетня, и я, и Наталья Федоровна можем
смело смотреть в глаза всем честным людям… при том же, не нынче-завтра, она будет разведена с
графом формально…
— Вон, Сперанский недавно
заметил, что там законы лучше наших, а люди хуже, так может, ваше величество, это и происходит от их законов, науки и развития… — снова, не отвечая на вопрос и глядя куда-то в пространство,
заметил граф.
Граф вспомнил, какое тяжелое впечатление произвело на него это известие о самоубийстве все же близкой ему девушки, которую он видел всего за какую-нибудь неделю до означенного в уведомлении дня. Алексей Андреевич не
заметил в ней ничего особенного, хотя она была как-то рассеяннее и задумчивее обыкновенного. Он теперь припомнил это.
— Я никогда не лгу… — строго
заметил граф. — Вы можете узнать подробности в местном квартале…
Свиридов не
смел ослушаться всесильной экономки. Провожая
графа, она сказала ему...
Исполнителями их были большею частью артиллерийские офицеры, так как
граф Аракчеев недолюбливал инженеров, и эти последние были только составителями
смет и проектов.
— Сейчас пойду к
графу и все расскажу ему, чтобы ты не
смела тиранить детище!
Сначала он порывался было сейчас идти к
графу, снова напомнить ему об обмане Настасьи, представить ему свое несчастное и неестественное положение в обществе и всю гнусность его поступка — украсть человека из родной семьи и воровски дать ему право незаконно пользоваться не принадлежащими ему именем, состоянием и честью. Но Михаила Андреевича удерживала клятва, данная родной матери, и страх
мести со стороны Настасьи его матери за открытие тайны.
— Ее сиятельство изволят дожидаться в приемной, — бесстрастно ответил Семидалов, ни одним мускулом своего лица не обнаружив, что он
заметил и удивился далеко необычному волнению
графа и еще более необычайной его слабости.
Муж и жена несколько секунд, которые для них обоих показались вечностью, глядели друг на друга.
Граф первый
заметил более чем смущение Натальи Федоровны и подошел к ней.
— А как
граф узнает, что я в этом деле вам потворщица… не миновать мне конюшни… — испуганно
заметила Настя.
— Подождите немного, зайдите в библиотеку, там найдете разные новые модели и рисунки, —
заметил граф и ушел в свой кабинет.
— Вот ты цел и невредим вышел, а тоже, чай, им поблажки не давал… народ понимает и уважает справедливых начальников, без строгости нет службы… Несправедливость, лицеприятие… этого народ не перенесет… Покойники-то, верно, не тем будь помянуты, —
заметил граф.
— Напротив, приехавшие крючки считают ее именно за Хвостову, а я им в их деле не помощник… —
заметил граф.