Неточные совпадения
Затем Аракчеев
уехал, приказав на станции не говорить капитану, с кем он беседовал; с последним же он простился по-приятельски, посоветовал, чтобы он, по приезде в Петербург, шел прямо к
графу Аракчееву, которого уже он предупредит об этом через своего хорошего знакомого, графского камердинера, и постарается замолвить через того же камердинера в пользу его перед
графом словцо.
Веселый и радостный
уехал граф в Петербург.
Граф удалился в свой кабинет и три дня не выходил из него, а затем
уехал в Петербург.
Взволнованный происшедшим, Воскресенский долго не мог заснуть, да и следующие дни появление подозрительного прохожего не выходило из его головы.
Граф, между тем, снова
уехал в Петербург и Минкина постаралась устроить свидание со своим новым фаворитом.
Граф еще не
уехал за границу, но отъезд государя ожидали со дня на день, а Алексей Андреевич должен был сопровождать его.
На третий день после приезда жены
граф действительно
уехал.
Уезжая, он между прочими домашними распоряжениями, отдал приказание своим людям, чтобы графиня отнюдь не выезжала в некоторые дома, в числе которых был дом Небольсиных, но ее даже не предупредили об этом.
Василий бросился было бежать, но собравшаяся дворня успела схватить его. Его вместе с сестрой посадили в подвал до приезда
графа Алексея Андреевича, который только что накануне
уехал в округ.
Предложение Аракчеева было принято, сервиз куплен, и
граф Аракчеев
уехал за границу.
Известие, что
граф Аракчеев
уехал накануне, неприятно отозвалось в ушах Петра Валериановича, и теперь он был вполне убежден, что в дорожном незнакомце встретил своего страшного начальника.
Он отложил объяснение с
графом до более удобного времени и
уехал в Петербург.
Почти одновременно с этим получено было Натальей Федоровной от
графа Алексея Андреевича лаконичное письмо, в котором он уведомлял ее, что ему удалось исполнить ее просьбу относительно ее протеже. «Полковник Хвостов
уехал в Москву», — стояла не менее лаконичная приписка.
Семен Павлович благословляет судьбу, что так сравнительно благополучно расстался с
графом Алексеем Андреевичем, и вместе с своею женою, добродушной, ничего не подозревавшей женщиной, далекой от грузинских сплетен,
уехал в Петербург.
Граф Аракчеев в начале возмущения находился в Грузине, но, узнав о происходивших волнениях, поспешил
уехать в Тихвин.
В четверг приехал в Грузино новгородский губернский предводитель дворянства Н. И. Белавин, но о нем
графу не докладывали, и он, узнав о тяжком состоянии болезни
графа, в четверг же и
уехал. В пятницу болезнь пошла еще к худшему — сделалась сильная одышка. Началась продолжительная, но тихая агония.
Граф остался в размышлении: тысячи соображений у него прошли в голове, и яснее всего ему определилось, что взятая им на себя ревизия губернии отзовется не легко для него в Петербурге и что главный исполнитель всех его предначертаний, Звездкин, — плут великий, которого надобно опасаться. Чтобы рассеять себя хоть сколько-нибудь от таких неприятных мыслей,
граф уехал к m-me Клавской на весь остальной день и даже на значительную часть ночи.
Неточные совпадения
—
Графа не застали. Они
уехали на Нижегородскую дорогу.
— Ах, Захар! Опять «не полагается»! — весело воскликнул Горизонт и потрепал гиганта по плечу. — Что такое «не полагается»? Каждый раз вы мне тычете этим самым своим «не полагается». Мне всего только на три дня. Только заключу арендный договор с
графом Ипатьевым и сейчас же
уеду. Бог с вами! Живите себе хоть один во всех номерах. Но вы только поглядите, Захар, какую я вам привез игрушку из Одессы! Вы таки будете довольны!
По-настоящему мне следовало бы, сейчас же после свидания с
графом ТвэрдоонтС,
уехать из Интерлакена; но меня словно колдовство пришпилило к этому месту.
Вспоминают они, как все девицы, окружив тесным прекрасным роем
графа Олсуфьева, упрашивали его не
уезжать так скоро, пробыть еще полчасика на балу, и как он, мелко топчась на своих согнутых подагрой ногах, точно приплясывая, говорил:
Прошла осень, прошла зима, и наступила снова весна, а вместе с нею в описываемой мною губернии совершились важные события: губернатор был удален от должности, — впрочем, по прошению; сенаторская ревизия закончилась, и сенатор — если не в одном экипаже, то совершенно одновременно —
уехал с m-me Клавской в Петербург, после чего прошел слух, что новым губернатором будет назначен Крапчик, которому будто бы обещал это сенатор, действительно бывший последнее время весьма благосклонен к Петру Григорьичу; но вышло совершенно противное (Егор Егорыч недаром, видно, говорил, что
граф Эдлерс — старая остзейская лиса): губернатором, немедля же по возвращении сенатора в Петербург, был определен не Петр Григорьич, а дальний родственник
графа Эдлерса, барон Висбах, действительный статский советник и тоже камергер.