Княжна, хотя и предлагала спать Никите, сама, однако, не сомкнула глаз всю ночь. Нервная дрожь пробирала ее. Она вздрагивала от малейшего звука, достигавшего до ее спальни.
Образ графа Свянторжецкого, однако, витал перед нею далеко не в отталкивающем виде. Быть в его власти ей, видимо, было далеко не неприятно.
Неточные совпадения
От Преображенских казарм, расположенных на окраине тогдашнего Петербурга, до Зимнего дворца было очень далеко. Пришлось идти по Невскому проспекту, безмолвному и пустынному. По обеим сторонам его высились уже в то время обширные дома, в которых жили сановники. Проходя мимо этих домов, солдаты входили в них и арестовывали тех, которых им было велено отвезти во дворец Елизаветы Петровны. Таким
образом, они арестовали
графа Остермана,
графа Головнина,
графа Левенвольда, барона Менгдена и многих других.
Таким
образом, когда двор посещал Малороссию,
граф Кирилл Григорьевич, достаточно подготовленный в Кенигсберге, с пестуном своим переехал в Берлин. Здесь младший Разумовский стал учиться под руководством знаменитого Леонарда Эйлера, старого знакомого Теплова по Петербургской академии, при которой Эйлер профессорствовал четырнадцать лет.
Таким
образом прошли 1755 и 1756 годы. Со всех сторон готовились к войне. Бестужев не переставал надеяться, что, по крайней мере для России, до открытой войны дело не дойдет, и, верный своему плану, выдвинул к границе войска под начальством фельдмаршала Степана Федоровича Апраксина, лучшего своего друга, находившегося тоже в самых дружеских отношениях с
графом Алексеем Григорьевичем Разумовским.
Граф Иосиф Янович Свянторжецкий действительно был вскоре зачислен капитаном в один из гвардейских полков, причем была принята во внимание полученная им в детстве военная подготовка. Отвращение к военной службе молодого человека, которое он чувствовал, если читатель помнит, будучи кадетом Осипом Лысенко, и которое главным
образом побудило его на побег с матерью, не могло иметь места при порядках гвардейской военной службы Елизаветинского времени.
Необходимо проследить шаг за шагом жизнь княжны в течение недели, двух, может быть месяца, узнать, кто бывает у ней, нет ли в ее дворне подозрительного лица, и таким
образом напасть на след убийцы. Тогда только можно считать дело совершенно выигранным. Никита будет в руках
графа и сознание его — он,
граф, доведет его до этого сознания, захватив врасплох — явится грозным доказательством в его руках относительно этой соблазнительной самозванки.
Уверенность в Якове не обманула
графа Свянторжецкого. Не прошло и недели, как он знал то, что его главным
образом интересовало в жизни княжны Людмилы Васильевны Полторацкой.
Таким
образом, своею медлительностью
граф достиг совершенно противоположных результатов, чем те, которые он ожидал.
Граф стал вести прежний светский
образ жизни, но все же каждый вечер или, лучше сказать, ночь, с тревогой подъезжал к своей квартире.
К довершению своего ужаса, он стал убеждаться, что безумно любит эту посрамившую его девушку. Каприз своенравного человека постепенно вырос в роковую страсть.
Граф положительно не находил себе покоя ни днем, ни ночью.
Образ княжны, повторяем, неотступно носился перед ним. Он жаждал видеть ее и боялся с нею встречи.
Успокоив себя таким
образом,
граф Иосиф Янович с нетерпением стал ждать полуночи.
Так говорил этот серьезный, властный голос, и
граф Свянторжецкий уже стал было прислушиваться к нему. Тогда-то в уме его и стало появляться решение отказаться от услуг патера Вацлава и постараться сбросить с себя гнет страсти к княжне Людмиле, вычеркнуть из сердца ее пленительный
образ.
Граф Иосиф Янович не торопился, так как знал, что императрица встает поздно и, как говорили про нее, превращает день в ночь. Быть может, такой же
образ жизни княжны Людмилы Васильевны Полторацкой заслуживал вследствие этого одобрение ее величества. Одевшись не торопясь,
граф сел в карету и велел везти себя во дворец.
Это происходило не потому, что болезнь на самом деле подействовала роковым
образом на его умственные способности, но потому, что князь пришел к окончательному решению, несмотря на все убеждения
графа Петра Игнатьевича, порвать все свои связи со «светом» и уехать в Луговое, где уже строили, по его письменному распоряжению, небольшой деревянный дом.
— Да, церковь, каменный обширный храм. Другой храм я буду строить одновременно на месте моего сгоревшего дома. Церкви Лугового и Зиновьева, вы знаете, очень ветхи. Если я, паче чаяния, не доживу до окончания построек, то я уже оставил духовное завещание, в котором все свои имения и капиталы распределяю на церкви и монастыри, а главным
образом на эти две для меня самые священные работы.
Граф Петр был так добр, что согласился быть моим душеприказчиком и исполнителем моей последней воли.
Неточные совпадения
Граф замолчал. Таким
образом узнал я конец повести, коей начало некогда так поразило меня. С героем оной уже я не встречался. Сказывают, что Сильвио, во время возмущения Александра Ипсиланти, предводительствовал отрядом этеристов и был убит в сражении под Скулянами.
Старый же Берестов, с своей стороны, хотя и признавал в своем соседе некоторое сумасбродство (или, по его выражению, английскую дурь), однако же не отрицал в нем и многих отличных достоинств, например: редкой оборотливости; Григорий Иванович был близкий родственник
графу Пронскому, человеку знатному и сильному;
граф мог быть очень полезен Алексею, а Муромский (так думал Иван Петрович), вероятно, обрадуется случаю выдать свою дочь выгодным
образом.
Граф его обнял, и таким
образом произошел брак его с Ниной Александровной, а на другой же день в пожарных развалинах нашли и шкатулку с пропавшими деньгами; была она железная, английского устройства, с секретным замком, и как-то под пол провалилась, так что никто и не заметил, и только чрез этот пожар отыскалась.
В
графе, где спрашивались об
образе и прочем, он говорит, что мы с Оболенским занимаемся домашностью в доме покойного Ивашева и что наш
образ мыслей скромен.
Пушкин сам не знал настоящим
образом причины своего удаления в деревню; [По цензурным соображениям весь дальнейший текст опубликован в 1859 г. либо с выкидками, либо в «исправленном» изложении редакции «Атенея».] он приписывал удаление из Одессы козням
графа Воронцова из ревности;думал даже, что тут могли действовать некоторые смелые его бумаги по службе, эпиграммы на управление и неосторожные частые его разговоры о религии.