Неточные совпадения
Эти горницы были известны под общим названием светлицы и служили обширным и уютным гнездышком для «сизой голубки»,
как называла ее нянька Антиповна, — Ксении Яковлевны Строгановой. Любимица отца и покойника дяди, она осталась после их
смерти на пятнадцатом году и стала жить среди боготворивших ее родного и двоюродного братьев и заменяющего ей родного отца — дяди Семена.
Смерть матери она не помнила, так
как осталась после нее двухлетним ребенком на руках у Антиповны, а
смерть тетки, жены покойного дядя Григория, случилась еще ранее
смерти матери.
Какого был происхождения русский удалец, носивший, по словам Карамзина, нерусское имя Герман, вероятнее же Гермоген, видоизмененное в Ермака, положительно неизвестно. Существует предание, что отец его занимался тоже разбойным делом, вынужденный к тому крайностью, рискуя в противном случае осудить на голодную
смерть хворую жену и любимца-сына. Перед
смертью он завещал последнему остаться навсегда бобылем, чтобы семья не заставила его взяться за нож булатный.
Люди между тем шли по направлению к указанному месту их будущего поселка. Все они были,
как мы уже сказали, молодец к молодцу, высокие, рослые, с открытыми, чисто русскими лицами, полными выражения отваги, презрения к
смерти, но не зверства и злобы, что несомненно
как тогда, так и теперь предполагалось в разбойниках, хотя,
как мы уже имели случай заметить, с представлением о разбойнике соединялся менее страх, чем сожаление.
—
Как тут поможешь? Антиповна бает, что не к
смерти, не умрет до замужества… Травкой ее хотели попоить, кровь, бает, жидит она, от густой крови, вишь, девка туманится… Антиповне и книги в руки, старуха дотошная.
Не успел еще он окончить эту фразу,
как один из казаков подошел к связанному татарину и что есть сил полоснул его по горлу ножом. Тот даже не ахнул.
Смерть была мгновенна.
— Ну,
как выбирать придется им между твоей
смертью или свадьбой, так небось и согласятся.
«А
как и впрямь изведется девка-то в разлуке с милым?.. Что тогда делать-то? Обносков когда еще приедет, и гонец-то, чай, до Москвы не доехал с грамоткой… Да нет, пустое… Время терпит. Приедет боярин, красивый да ласковый, все
как рукой снимет, а пока пусть похворает, чай, хворь-то эта не к
смерти… Правду баяла Антиповна, кровь в ней играет, замуж пора… Да не выдавать же за Ермака?»
«На сердце жалится… — думал он. — Ну эта болезнь не к
смерти, сердце девичье отходчиво… С глаз долой и из сердца вон… Да только
как быть-то? Отправил бы ее с Максимом в Москву, может, там ей суженый отыщется, кабы не такие страсти там делались,
какие порассказал гость-то наш вчерашний».
В Москве между тем действительно жить было трудно. До народа доходили вести одна другой тяжелее и печальнее. Говорили, конечно, шепотом и озираясь, что царь после
смерти сына не знал мирного сна. Ночью,
как бы устрашенный привидениями, он вскакивал, падая с ложа, валялся посреди комнаты, стонал, вопил, утихал только от изнурения сил, забывался в минутной дремоте на полу, где клали для него тюфяк и изголовье. Ждал и боялся утреннего света, страшился видеть людей и явить на лице своем муку сыноубийцы.
Наслушавшись от заезжего московского гостя о страстях московских, зная из грамотки своего родственника о трагической
смерти бояр Обносковых, он основательно опасался, что гонец с грамоткой от него к казненным царским лиходеям попадет в застенок и пропадет,
как говорится, ни за грош, ни за денежку, ни за медную пуговицу, да кроме того, и его, Строганова, может постигнуть царская опала за сношения с лиходеями.
— «Мы, бедные и опальные казаки, угрызаемые совестью, шли на
смерть и присоединили знаменитую державу к России во имя Христа и великого государя навеки веков, доколе Всевышний благословит стоять миру. Ждем твоего указа, Великий Государь и воевод твоих, сдадим им царство Сибирское без всяких условий, готовые умереть или в новых подвигах чести, или на плахе,
как будет угодно тебе, великий государь, и Богу».
Нечего и говорить, что Ермак решился ехать немедленно. Он не боялся
смерти, но страшился утратить завоеванное, обмануть надежды царя и России. Личные дела и личные чувства отходили на второй план,
как бы ни серьезны были первые и не велики вторые.
Первый герой, друг и есаул Ермака и его воины, львы в сечах, пали,
как агнцы, на пути в татарский улус. Только один спасшийся от предательской резни казак, явившись в Искор, сообщил о
смерти славного есаула и его товарищей.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Знаю, знаю… Этому не учите, это я делаю не то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства:
смерть люблю узнать, что есть нового на свете. Я вам скажу, что это преинтересное чтение. Иное письмо с наслажденьем прочтешь — так описываются разные пассажи… а назидательность
какая… лучше, чем в «Московских ведомостях»!
Такая рожь богатая // В тот год у нас родилася, // Мы землю не ленясь // Удобрили, ухолили, — // Трудненько было пахарю, // Да весело жнее! // Снопами нагружала я // Телегу со стропилами // И пела, молодцы. // (Телега нагружается // Всегда с веселой песнею, // А сани с горькой думою: // Телега хлеб домой везет, // А сани — на базар!) // Вдруг стоны я услышала: // Ползком ползет Савелий-дед, // Бледнешенек
как смерть: // «Прости, прости, Матренушка! — // И повалился в ноженьки. — // Мой грех — недоглядел!..»
Крестьяне рассмеялися // И рассказали барину, // Каков мужик Яким. // Яким, старик убогонький, // Живал когда-то в Питере, // Да угодил в тюрьму: // С купцом тягаться вздумалось! //
Как липочка ободранный, // Вернулся он на родину // И за соху взялся. // С тех пор лет тридцать жарится // На полосе под солнышком, // Под бороной спасается // От частого дождя, // Живет — с сохою возится, // А
смерть придет Якимушке — //
Как ком земли отвалится, // Что на сохе присох…
В день
смерти князя старого // Крестьяне не предвидели, // Что не луга поемные, // А тяжбу наживут. // И, выпив по стаканчику, // Первей всего заспорили: //
Как им с лугами быть?
Брат лег и ― спал или не спал ― но,
как больной, ворочался, кашлял и, когда не мог откашляться, что-то ворчал. Иногда, когда он тяжело вздыхал, он говорил: «Ах, Боже мой» Иногда, когда мокрота душила его, он с досадой выговаривал: «А! чорт!» Левин долго не спал, слушая его. Мысли Левина были самые разнообразные, но конец всех мыслей был один:
смерть.