— Значит рука-то эта не его была… Ах, она подлая, ах, она душегубица!.. — говорили некоторые из монашенок, и от них впервые
узнала Маша, что весь монастырь знал о присылке ей рокового гостинца — знал и глубоко молчал.
Неточные совпадения
Софья Дмитриевна только ахнула. Несколько утомленная пережитыми впечатлениями дня, Глафира Петровна ранее обыкновенного отправилась на покой. Перед сном, по обыкновению, явились перед генеральшей Костя и
Маша, для благословения на ночь. Дети уже тоже
знали и об обеде, назначенном на завтра, и о том, что на нем будет невеста дяди Глеба.
Зная понаслышке, из разговоров с товарищами, о чувстве любви между мужчиной и женщиной, Костя понял, что он любит
Машу, к тому времени уже ставшей Марьей Осиповной, именно этой любовью.
— Что вы, тетя Доня… Я и не
знала… — уже с рыданиями начала говорить
Маша.
Там с полною откровенностью рассказала она ему всю свою жизнь в доме Дарьи Николаевны Салтыковой, все подробности ее зверств и злодеяний, о которых
знала молодая девушка. Не скрыла она и любви своей к Константину Николаевичу Рачинскому, его взаимности и наконец последней сцены с Салтыковой и расправе над ней,
Машей.
Но все же,
зная, что против нее есть двое живых и значительных свидетелей, Костя и
Маша, Дарья Николаевна приняла меры.
Дарья Николаевна
знала, что несчастная девушка нашла себе приют в Новодевичьем монастыре, где охраняется самой игуменьей матерью Досифеей. Салтычиха не ошиблась, что все ее дело загорелось из-за расправы с
Машей, в которой, видимо, приняли участие важные лица и довели об этом до сведения императрицы.
Однажды разговор коснулся Кости и
Маши. Кузьма спокойно рассказал, как он вынес последнюю на руках со двора, как не
знал, что с ней делать, и как Господь Бог послал Бестужева, которому он и сдал девушку.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович (Луке Лукичу).Страшно просто. А отчего, и сам не
знаешь. А мы даже и не в мундирах. Ну что, как проспится да в Петербург
махнет донесение? (Уходит в задумчивости вместе с смотрителем училищ, произнеся:)Прощайте, сударыня!
«Стой! — крикнул укорительно // Какой-то попик седенький // Рассказчику. — Грешишь! // Шла борона прямехонько, // Да вдруг
махнула в сторону — // На камень зуб попал! // Коли взялся рассказывать, // Так слова не выкидывай // Из песни: или странникам // Ты сказку говоришь?.. // Я
знал Ермилу Гирина…»
— А, ты так? — сказал он. — Ну, входи, садись. Хочешь ужинать?
Маша, три порции принеси. Нет, постой. Ты
знаешь, кто это? — обратился он к брату, указывая на господина в поддевке, — это господин Крицкий, мой друг еще из Киева, очень замечательный человек. Его, разумеется, преследует полиция, потому что он не подлец.
— А Бог его
знает! Живущи, разбойники! Видал я-с иных в деле, например: ведь весь исколот, как решето, штыками, а все
махает шашкой, — штабс-капитан после некоторого молчания продолжал, топнув ногою о землю: — Никогда себе не прощу одного: черт меня дернул, приехав в крепость, пересказать Григорью Александровичу все, что я слышал, сидя за забором; он посмеялся, — такой хитрый! — а сам задумал кое-что.
«Нет, если бы мне теперь, после этих страшных опытов, десять миллионов! — подумал Хлобуев. — Э, теперь бы я не так: опытом
узнаешь цену всякой копейки». И потом, минуту подумавши, спросил себя внутренне: «Точно ли бы теперь умней распорядился?» И,
махнувши рукой, прибавил: «Кой черт! я думаю, так же бы растратил, как и прежде», — и вышел из лавки, сгорая желанием
знать, что объявит ему Муразов.