Неточные совпадения
Афанасий Вяземский угождал
царю при всяком его настроении, изучив слабые струны его
души, и теперь, несмотря на то, что, отлично играя в шахматы, знал всегда все замыслы своего противника, умышленно делал неправильные ходы и проигрывал партию за партией.
Царь пришел почти в веселое расположение духа.
Время этой молитвы
царя и игумена об упокоении
души новопреставленного боярина Владимира как раз совпало с временем загадочного похищения с виселицы на лобном месте одного из трупов казненных в день 16 января 1569 года.
При таком порядке вещей им, разумеется, некогда было заниматься воспитанием великого князя. Они едва успевали опутывать друг друга сетями интриг и крамол; они даже дошли до такой дерзости, что оказывали явное неуважение особе будущего
царя, затевая в его присутствии всевозможные ссоры и делая его свидетелем неприличных сцен, долженствовавших оставить след в
душе впечатлительного царственного отрока.
Сам
царь Иван Васильевич, которого он сегодня увидал в первый раз по возвращении его из Александровской слободы, страшно изменившийся, с выражением мрачной свирепости на лице, с исказившимися от кипевшей в
душе его ярости чертами, с угасшим взором, с почти облысевшей головой, как живой стоит перед ним…
Несмотря на уверение князя Никиты, что намек на возможность сватовства со стороны Малюты за княжну Евпраксию был ни более, ни менее как шуткою в дружеской беседе, несмотря на то, что сам князь Василий был почти убежден, что такая блажь не может серьезно запасть в голову «выскочки-опричника», что должен же тот понимать то неизмеримое расстояние, которое существует между ним и дочерью князя Прозоровского, понимать, наконец, что он, князь Василий, скорее собственными руками
задушит свою дочь, чем отдаст ее в жены «царского палача», — никем иным не представлялся князю Григорий Лукьянович, — несмотря, повторяем, на все это, он решился, хотя временно, удалиться из Москвы, подальше и от сластолюбца-царя и от его сподвижников, бесшабашных сорванцов, увезти свое ненаглядное детище.
— Положительных доказательств нет, на
душу и греха брать не буду, — отвечал Малюта; — да не в этом и дело, великий государь, времена-то переживаются тяжелые и милость-то ноне надо оказывать не так, сплеча, а с опаскою: семь раз отмерить, а потом уж и отрезать: мне что, о тебе, великий
царь,
душою томится твой верный раб. Вести-то идут отовсюду нерадостные… Не до свадеб бы боярам, помощникам
царя.
Сквозь мрачное настроение опального боярина князя Василия, в тяжелом, гнетущем, видимо, его
душу молчании, в этом кажущемся отсутствии ропота на поступок с ним «грозного
царя», в угнетенном состоянии окружающих слуг до последнего холопа, сильно скорбевших о наступивших черных днях для их «князя-милостивца» и «княжны-касаточки», — красноречиво проглядывало молчаливое недовольство действиями «слободского тирана», как втихомолку называли Иоанна, действиями, неоправдываемыми, казалось, никакими обстоятельствами, а между тем Яков Потапович, заступившийся в разговоре с князем Василием за
царя еще в вотчине при задуманном князем челобитье за Воротынского и при высказанном князем сомнении за исход этого челобитья, даже теперь, когда эти сомнения так ужасно оправдались, не находил поводов к обвинению
царя в случившемся.
Выходец из Германии, даже изгнанник, как уверяет Карамзин, он явился в Москву и, как «иностранный ученый», легко снискал доступ к
царю, любившему и ласкавшему «заморских гостей», и вскоре сделался не только его постоянным доктором и астрологом, но прямо необходимым человеком, играя, как и прочие, но еще более искусно, на слабой струне больной царской
души: постоянно развивая в нем страх и подозрения, наушничая и клевеща на бояр и народ, дружа с опричниками, видевшими в этом «случайном басурмане» необходимого сообщника и опасного врага.
— Узнаю великую
душу грозного
царя! — воскликнул князь Василий. — Узнаю чистые порывы этой
души, изъятые из тлетворного влияния окружающих извергов.
В комнате
царила какая-то щемящая
душу тишина, прерываемая лишь мерным шелестом иголок о канву и стуком чулочных спиц сидевшей на лежанке Панкратьевны.
На дворе, так же как и в саду,
царила положительно мертвая тишина: не было видно ни одной живой
души.
Кровожадный палач, вне себя от клокотавшей в его черной
душе бессильной злобы, тешил себя перспективою возможности выместить неудачу своего грязного плана над дочерью на ее беззащитном, отданном в его власть больною волею
царя, ни в чем неповинном старике-отце.
Состояние
души Иоанна благоприятствовало замыслам Григория Лукьяновича; он успел нагнать на
царя почти панический страх, рисуя перед ним возможность осуществления преступных замыслов со стороны князя Владимира Андреевича, которого
царь, по мысли того же Малюты, ласковою грамотою вызвал к себе в гости.
— Благодарствуй, Григорий Лукьянович, — начал он подавленным голосом, — что молвил за меня доброе слово перед государем. Не ошибся ты во мне,
душу свою не задумаюсь я погубить за
царя моего…
Неточные совпадения
И каждое не только не нарушало этого, но было необходимо для того, чтобы совершалось то главное, постоянно проявляющееся на земле чудо, состоящее в том, чтобы возможно было каждому вместе с миллионами разнообразнейших людей, мудрецов и юродивых, детей и стариков — со всеми, с мужиком, с Львовым, с Кити, с нищими и
царями, понимать несомненно одно и то же и слагать ту жизнь
души, для которой одной стоит жить и которую одну мы ценим.
— В записках местного жителя Афанасия Дьякова, частию опубликованных мною в «Губернских ведомостях», рассказано, что швед пушкарь Егор — думать надо Ингвар, сиречь, упрощенно, Георг — Игорь, — отличаясь смелостью характера и простотой
души, сказал Петру Великому, когда суровый государь этот заглянул проездом в город наш: «Тебе,
царь, кузнечному да литейному делу выучиться бы, в деревянном царстве твоем плотников и без тебя довольно есть».
Но Калитин и Мокеев ушли со двора. Самгин пошел в дом, ощущая противный запах и тянущий приступ тошноты. Расстояние от сарая до столовой невероятно увеличилось; раньше чем он прошел этот путь, он успел вспомнить Митрофанова в трактире, в день похода рабочих в Кремль, к памятнику
царя; крестясь мелкими крестиками, человек «здравого смысла» горячо шептал: «Я — готов, всей
душой! Честное слово: обманывал из любви и преданности».
Теперь он разгримировался до самой глубокой сути своей
души, и эта суть — месть
царю, господам, рычащая, беспощадная месть какого-то гигантского существа.
— Помнишь — Туробоев сказал, что
царь — человек, которому вся жизнь не по
душе, и он себя насилует, подчиняясь ей?