Неточные совпадения
Низкий и сжатый лоб, волосы, начинающиеся почти над бровями, несоразмерно развитые скулы и челюсти, череп спереди узкий, переходивший сразу в какой-то широкий котел к затылку, уши, казавшиеся впалыми от выпуклостей за ушами, неопределенного цвета глаза, не смотревшие
ни на кого прямо, делали то,
что страшно становилось каждому, кто хотя вскользь чувствовал
на себе тусклый взгляд последних, и каждому же, глядя
на Малюту, невольно казалось,
что никакое великодушное чувство, никакая мысль, выходящая из круга животных побуждений, не в силах
была проникнуть в этот сплюснутый мозг, покрытый толстым черепом и густою щетиной.
— Не хотела подводить тебя под гнев княжеский, не хотела выдавать тебе и старого князя с его замыслами. Думала сама как
ни на есть отвертеться, избежать своей несчастной участи, да с тобой
что поделаешь, скор ты очень — сбежал, не успела я опомниться. Тут-то я по тебе и стосковалася, поняла,
что лишилась в тебе друга верного,
что оставил ты меня одну во власти моих ворогов…
Несмотря
на уверение князя Никиты,
что намек
на возможность сватовства со стороны Малюты за княжну Евпраксию
был ни более,
ни менее как шуткою в дружеской беседе, несмотря
на то,
что сам князь Василий
был почти убежден,
что такая блажь не может серьезно запасть в голову «выскочки-опричника»,
что должен же тот понимать то неизмеримое расстояние, которое существует между ним и дочерью князя Прозоровского, понимать, наконец,
что он, князь Василий, скорее собственными руками задушит свою дочь,
чем отдаст ее в жены «царского палача», — никем иным не представлялся князю Григорий Лукьянович, — несмотря, повторяем,
на все это, он решился, хотя временно, удалиться из Москвы, подальше и от сластолюбца-царя и от его сподвижников, бесшабашных сорванцов, увезти свое ненаглядное детище.
Из головы Воротынского
ни на минуту не выходила мысль о виденном им во время болезни чудном видении. Он не мог согласиться с Панкратьевной,
что это
была игра его больного воображения, как и другие являвшиеся ему в бреду призраки. Для этого оно
было слишком реально.
Остановившись
на этой мысли, ухватившись, так сказать, за нее, княжна даже перестала жалеть Якова Потаповича, перестала думать о том,
что она так обязана ему и так неблагодарна относительно его, — эта мысль тоже ее сначала немало мучила, — а даже решила и вперед не отказываться от его услуг, какие бы они
ни были: большие или малые.
Григорий Лукъянович знал со слов гонца о содержании грамоты, и получение ее именно в тот день, когда царь ехал оказать великую милость семейству князей Прозоровских,
было как раз
на руку свирепому опричнику, желавшему во
что бы то
ни стало изменить решение царя относительно помилования жениха княжны Евпраксии,
что было возможно лишь возбудив в нем его болезненную подозрительность. Он достиг этой цели.
Яков Потапович со страхом глядел
на нее и как-то всем существом своим чувствовал,
что она говорит одну правду:
что ни князь,
ни он не в силах
будут изменить созревшего в ее уме решения.
Неточные совпадения
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То
есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой,
что лет уже по семи лежит в бочке,
что у меня сиделец не
будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают
на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь,
ни в
чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и
на Онуфрия его именины.
Что делать? и
на Онуфрия несешь.
Слесарша. Милости прошу:
на городничего челом бью! Пошли ему бог всякое зло! Чтоб
ни детям его,
ни ему, мошеннику,
ни дядьям,
ни теткам его
ни в
чем никакого прибытку не
было!
Поспел горох! Накинулись, // Как саранча
на полосу: // Горох,
что девку красную, // Кто
ни пройдет — щипнет! // Теперь горох у всякого — // У старого, у малого, // Рассыпался горох //
На семьдесят дорог!
— Филипп
на Благовещенье // Ушел, а
на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный
был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! // Весь гнев с души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… // Не стала я тревожиться, //
Что ни велят — работаю, // Как
ни бранят — молчу.
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, //
Что год, то дети: некогда //
Ни думать,
ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. //
Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А
на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти не избыть!