Неточные совпадения
Там достаточно телеграммы или письма какого-нибудь полицейского комиссара, или агента парижской, берлинской или миланской
полиции к префекту или управлению другой иностранной
полиции, в Брюсселе, Женеве или Вене, чтобы вся эта брюссельская, женевская и венская
полиция была тотчас же поставлена на ноги по иностранному
делу, как бы по своему собственному и заподозренные лица разысканы и арестованы до выяснения
дела и присылки всей подробной о них переписки.
В силу полицейских правил, всякий хозяин дома, гостиницы и даже частных квартир, отдаваемых внаем, обязан доносить
полиции о приезде всякого иностранца с обозначением данных им хозяину сведений о его имени, звании и национальности, и таким образом всякий иностранец, проживающий в Бельгии более трех
дней, бывает внесен в негласные полицейские списки, о чем он даже не имеет никакого понятия, так как это делается не им, а его хозяином и даже без его ведома.
Но так как, по сообщенным мне
полицией сведениям, вы русский офицер Савин, преследуемый за разные уголовные
дела в России и притом бежавший от немецких властей во время следования в Россию, то до разъяснения всего этого или оправдания вас судом я обязан заключить вас в предварительную тюрьму.
— Так-то оно так, — отвечал Фрик, — но все-таки я советовал бы вам, если вы можете, достать какие-нибудь документы, удостоверяющие вашу личность. Доказав, что
полиция была не права в своих подозрениях, будет несравненно легче добиться оправдательного приговора по
делу об оскорблении комиссара и агентов.
Вскоре после вручения Савину обвинительного акта он получил повестку о выезде в суд исправительной
полиции, и в тот же
день его посетил его защитник — Фрик.
— Удайся нам убедить суд, — начал снова Николай Герасимович, — что я действительно проживал во Франции, а не в Бельгии под чужим именем, добейся я таким образом оправдательного приговора по обвинению в ношении чужого имени, тогда если я и буду обвинен по
делу об оскорблении
полиции, то под именем маркиза де Траверсе, а не Савина, и этот приговор суда будет мне служить самым лучшим доводом против требуемой Россией моей выдачи: требуют не маркиза де Траверсе, а Савина, с которым я в силу уже приговора бельгийского суда, ничего общего иметь не буду…
За несколько
дней перед этим в нескольких брюссельских газетах появились коротенькие заметки, извещавшие публику, что в такой-то
день назначено к слушанию в суде исправительной
полиции дело о маркизе Сансак де Траверсе, он же Савин, и его любовнице Мадлен де Межен, причем, конечно, не было забыто прибавление разных пикантных подробностей о личностях обвиняемых, а также говорилось, что по распоряжению судебных властей
дело это, ввиду его интереса, будет разбираться в большом зале суда и что публика будет допускаться только по билетам.
Наверное, не ускользнуло от вашего опытного судейского взгляда то обстоятельство, что большая часть таких
дел была вызываема грубостью и какой-то особою, только одной
полицией усвоенной наглостью.
Не проявляй
полиция в обхождении с людьми этой грубости и наглости, конечно, было бы устранено много скандалов и
дел подобных настоящему.
«Рассмотрев
дело русского подданного Николая Савина, именующего себя маркизом Сансаком де Траверсе и французской гражданки Мадлен де Межен, обвиняемых: первый в проживании под чужим именем и оба в оскорблении на словах и в действии полицейских властей и в неповиновении сим властям, — брюссельский суд исправительной
полиции определил: Николая Савина подвергнуть заключению в тюрьме сроком на семь месяцев и штрафу в пятьсот франков, а Мадлен де Межен подвергнуть тюремному заключению на два месяца и штрафу в двести франков, обоих же по отбытии наказания отвезти за границу, с запрещением возвращения и проживания в пределах Бельгийского королевства в продолжение одного года.
Все это, по моему мнению, представляет достаточные основания, чтобы отказать в требовании о выдаче, тем более, что все
дело разгорелось от несомненной ошибки бельгийской
полиции, которая, будучи уверена, что напала на след Савина, на том основании, что маркиз де Траверсе проживал под этим именем во Франции, сообщила о его аресте русским властям и этим самым побудила их просить о его выдаче.
Пришедший в себя оскорбленный редактор, конечно, бросился жаловаться, и в тот же
день к вечеру в номер гостиницы, занимаемой графом де Тулуз Лотреком, явилась
полиция с константинопольским полицимейстером во главе.
— Молодой человек не явился ни в тот
день, ни после. На другой
день, когда его ожидали, я прочитал в газетах, что в Сокольничьей роще, недалеко от роскошной дачи Подгурского, нашли убитым разыскиваемого петербургской
полицией преступника Станислава Ядзовского… Я пошел посмотреть на труп моего друга Пальто, сюртук, бумаги — все было твое, кроме лица. Я ничего не сказал, решив, что для тебя же лучше, если тебя сочтут умершим. Каким образом очутилось твое платье и бумаги на убитом?
— Я посоветовал бы вам не вмешиваться в это
дело самим. Лучше всего передать его хорошему человеку сыскной
полиции. Через час вы будете знать, в чем
дело… Мы сейчас это устроим, идем, Иван Корнильевич!
Газеты отметили этот факт под заглавием «Несчастный случай», каким и представили это
дело местной
полиции, не знавшей закулисных сторон
дела.
— Перед судом я всегда говорю правду, но не считаю обязанностью говорить правду
полиции, которая впутывается в
дела, которые ее совсем не касаются.