Неточные совпадения
Это
был старуха-мать с двумя зрелыми
дочерьми.
Бывал же я у них просто так, от нечего делать, и если
был у меня какой-либо замысел, то только призанять у них денег и с этой-то целью я начал ухаживать за младшею
дочерью Наденькой.
Выдавая себя за моряка, и,
будучи по профессии моряком, я вскоре сошелся с кружком морских офицеров и судовладельцев и через их посредство поступил на службу в общество «Кавказ и Меркурий» помощником капитана парохода «Эльбрус», а три месяца спустя женился на
дочери одного крупного рыбника Платонова, за которой взял приданого полтораста тысяч.
Муж ее, стоявший все время с полком в глухой провинции, оставил ей только скромную пенсию и двух
дочерей, из которых старшей
было около семнадцати лет, а младшей едва минуло двенадцать.
Обстановка дома Усовой
была роскошна, одевалась она с
дочерьми по последней моде, и почти каждый вечер у нее
были гости. Вообще по роду жизни она казалась женщиной очень богатой.
Третья, сидевшая с работой в руках,
была старшая
дочь хозяйки, Екатерина Семеновна.
Достойно удивления
было то обстоятельство, что у считавшегося совершенно одиноким старика вдруг появилось семейство —
дочь и сын, как бы свалившиеся с неба.
Граф Вельский состоял уже объявленным женихом Надежды Корнильевны, у которой
был миллион чистыми деньгами, оставленный ей ее матерью, не считая состояния отца, который, конечно, не забудет свою
дочь в завещании.
— А, вот в чем дело! — равнодушно протянул Селезнев, посмотрев по указанному ему направлению. — В этом отношении я совершенно спокоен. Долинский честный человек, я знаю его с детства и очень бы желал иметь его своим зятем. Я
был бы очень рад, если бы ему удалось завоевать сердце моей
дочери и получить согласие моей жены. Но я боюсь, что Люба уже сделала выбор.
Некоторым контрастом являлась
дочь самого хозяина — Надежда Корнильевна — которой, казалось бы, надо
быть счастливее, веселее и оживленнее всех.
Он переселился с женой в Отрадное, так звали село, близ которого
было имение, а
дочь осталась в Москве, в Александро-Мариинском институте, где она
была в одном классе с Надей Алфимовой.
Иван Александрович, отказавшийся с женой принять в нем участие, хотел
было удалить и
дочь.
— Где,
дочь моя, — сказал отец Иосиф, садясь рядом с молодой девушкой, — мне, смиренному иерею,
быть посланником Божиим… Конечно, мы ежедневно молим Творца нашего Небесного о ниспослании нам силы для уврачевания душевных скорбей и тревог нашей паствы, и Господь в своем милосердии посылает порой нам, Его недостойным служителям, радостные случаи такого уврачевания… Скажите мне, что с вами,
дочь моя?
—
Дочь моя, — начал он после минутного молчания, которое
было настоящей пыткой для молодой девушки, — постарайся выбросить из головы все свои институтские бредни, тебе представляется прекрасная партия, дело уже решенное, твое замужество не терпит отлагательства… Я должен сообщить тебе, что свадьба состоится в октябре…
— В таком случае, мы, бедные, сегодня
будем все на заднем плане… — заметила одна молоденькая дама, сидевшая рядом с
дочерью хозяйки.
—
Есть еще причины, но я тебе их не могу сказать… — сказал Алфимов во время беседы со своей
дочерью в Отрадном.
Предметом «блажи» Надежды Корнильевны, как называл старик Алфимов чувство своей
дочери,
был сын отца Иосифа — Федор Осипович Неволин.
Она с мольбой подняла на него свои темно-голубые, полные слез глаза и, кажется, готова
была признаться во всем, если бы в эту минуту не вошла Ястребова с Елизаветой Петровной. Аркадий Семенович спустил
дочь с колен и поспешил навстречу вошедшим.
Ольга Ивановна Хлебникова, хотя
была, как мы знаем, почтительная и любящая
дочь, но в этом почтении и любви к родителям не
было того рабского подчинения, которое подчас вырабатывается в детях, содержимых, выражаясь «по-московски», в ежовых рукавицах.
Единственная
дочь у отца и матери, она
была, конечно, кумиром своих родителей и ничего, кроме ласк и выражения самой нежной любви, от них не видала.
Таким образом, если бы Ольга Ивановна пожелала бы присутствовать на свадьбе Нади Алфимовой и графа Петра Вельского, она
была бы на ней, так как нездоровье
было только предлогом вежливого письма ее отца к
дочери своего хозяина, предлогом, выставленным с разрешения самой Ольги Ивановны.
После первых дней радостной встречи с отцом и матерью, когда
были исчерпаны все привезенные
дочерью петербургские новости, исключая, конечно, уличного знакомства с Софьей Антоновной и неудачного вечера у полковницы Усовой, словом, когда домашняя жизнь в селе Отрадном вошла в свою колею и Ольга Ивановна волей-неволей оставалась часто наедине сама с собою, на прогулке в саду и в лесу, мысль ее заработала с усиленной энергией, вращаясь, конечно, на интересовавших ее лицах: Наде Алфимовой и графе Вельском.
Отца она никогда не знала, да о нем и не
было упомянуто в ее метрическом свидетельстве, а ее мать
была из тех падших женщин, не потерявших вместе с нравственностью благоразумия и сумевших скопить себе деньжонки на черный день, которыми и перебивалась вместе с маленьким заработком
дочери, принужденная с летами оставить свое занятие «любовью», как она сама выражалась.
Все сочувствие старушки
было на стороне
дочери — Любовь Аркадьевны Селезневой.
Командировка Федора Осиповича Неволина закончилась как раз в то время, когда он
был, по мнению Корнилия Потаповича, совершенно безопасен для счастья его
дочери.
Он решился заехать в контору Корнилия Потаповича в надежде, что старик сам пригласит его к себе на дачу, и,
быть может, сведет и к
дочери.
Та явилась с плачем и рыданием и повинилась во всем, рассказала о свиданиях барышни с Владимиром Игнатьевичем, продолжавшихся по несколько часов, свиданиях, не оставлявших в уме присутствующих сомнения, что Аркадий Семенович
был прав, говоря, что возвращать домой
дочь поздно.
В письме
дочь ничего не говорила о браке, и подписано оно
было просто: «Люба».
— Однако, значит у него
есть средства, — задумчиво проговорила Селезнева, видимо, окончательно примирившаяся с выбором
дочери.
Это
был первый взрыв его отчаяния при посторонних. Что он переживал со дня бегства
дочери в кабинете, знали только стены этой комнаты.
— Я уже кое-что придумала… Капитолина Андреевна Усова
будет праздновать рождение своей шестнадцатилетней
дочери Веры и на этом балу первый раз покажет ее публично. Девочка в полном смысле красавица… Вы знаете, кому она предназначена?
— Вы умный и предусмотрительный человек… — заметила Руга. — Кстати, Корнилий Потапович
был сегодня у меня, и я уже его напугала, если не дядей, которого не знала, то отцом… Он пришел в восторг от младшей
дочери Усовой, но я его огорчила тем, что сказала, что за ней ухаживает граф Петр Васильевич.
Мать, то ласково соблазняя, то сердясь и угрожая, объясняла
дочери ту роль, которую предстояло ей играть в обществе, и резко приказывала ей
быть любезною с богатыми кавалерами и не шептаться с прогоревшим барином и вдобавок с авантюристом.
Таскин
был один из претендентов на руку
дочери московского купца-толстосума, за которою ухаживал Неелов, и часто участвовал в карточной игре в доме ее отца, подозрительно поглядывая всегда на руки банкомета Неелова.
— Я
была в Москве, по поручению Селезневых… Туда убежала с Нееловым их
дочь… Мы ездили за ней…
— Нет еще, но я, во-первых, им не нужна, так как
была приглашена к
дочери, которой теперь нет, и, во-вторых, я не могу жить среди людей, которые иного мнения о нем, чем я.
— Какие такие у них имена, отчества и фамилии, у крестьян и мещан… Дроздовых в России тысячи, среди них найдутся сотни Васильев, у десятка из которых
дочери Клавдии… Я сам знал одну крестьянскую семью, где
было семь сыновей и все Иваны, а по отцу Степановичи, по прозвищу Куликовы. Вот тебе и твое совпадение. Поройся-ка в адресном столе, может, в Петербурге найдешь несколько Иванов Корнильевичей Алфимовых, а по всей России сыщешь их, наверное, десяток…
Он украл капитал у
дочери своего барина, оставив ее с мужем почти без средств, вследствие чего,
быть может, Дубянский попытался игрой составить себе состояние, но, как всегда бывает с игроками, игра, обогатив его вначале, в конце концов погубила его жену, самого его и сделала то, что его
дочь принуждена
была жить в чужих людях.
Старшая
дочь Капитолины Андреевны получила домашнее воспитание, и ее нравственная порча происходила постепенно, так что, действительно, к шестнадцати годам она могла «прийти в настоящее понятие и сообразить, в чем дело». Вера же, по настоянию «высокопоставленного благодетеля», имя которого произносилось даже полковницей Усовой не иначе, как шепотом,
была отдана в полный пансион в одно из женских учебных заведений Петербурга — «благодетель» желал иметь «образованную игрушку».
Капитолина Андреевна
была довольна и вечером, и младшей
дочерью.
Она рассыпалась перед графом Стоцким в благодарностях за рекомендацию клиентов и в особенности за
дочь, которая, по ее мнению,
была близка к осуществлению возлагаемых на нее любящею матерью надежд.
Для более наблюдательного и внимательного слушателя в этом смехе
было что-то истерическое, но обрадованная поведением
дочери мать не заметила этого.