Я полагал бы назначить Николаю Савину наказание в высшей мере, так как он уже
не впервые оказывает сопротивление властям и оскорбляет их, как в России, так и во Франции, что видно из приложенной к делу переписки. Относительно же Мадлен де Менен, в виду ее молодости и доказанного раздражения, я полагал бы возможным дать ей снисхождение.
Неточные совпадения
— Да, графиня, но непреоборимое желание увидеть вас одну и сказать вам все то, что я перечувствовал с тех пор, как увидел вас
впервые, придало мне смелость явиться сюда. Вы несчастны, графиня, — продолжал он, садясь возле нее и как бы
не замечая, что она смотрит на него строго и вопросительно. — Вы
не любите вашего мужа и ломаете себя, чтобы казаться любящей женой.
Прокурор произнес сдержанную речь, прося присяжных заседателей
не увлекаться вдруг
впервые обнаружившейся и явно подготовленной защитой романтической подкладкой этого, в сущности, весьма обыденного и прозаического дела. Защитник Савина Долинский построил между тем на этой самой романтической подкладке блестящую речь, произведшую впечатление
не только на присяжных заседателей и на публику, но и на суд.
Вырвать эту трепещущую чистую голубку из когтей бездушного коршуна — ее матери — лаской и нежностью заставить
впервые забиться страстью юное сердечко, возвратить земле это неземное существо, но
не грубым способом Капитолины Андреевны,
не приказанием,
не толчками в грязный жизненный омут, а артистическим пробуждением в ребенке — женщины.
Но рядом с его светлой, веселой комнатой, обитой красными обоями с золотыми полосками, в которой не проходил дым сигар, запах жженки и других… я хотел сказать — яств и питий, но остановился, потому что из съестных припасов, кроме сыру, редко что было, — итак, рядом с ультрастуденческим приютом Огарева, где мы спорили целые ночи напролет, а иногда целые ночи кутили, делался у нас больше и больше любимым другой дом, в котором мы чуть ли
не впервые научились уважать семейную жизнь.
Я уж
не впервые слышу эту угрозу из уст Лукьяныча. Всякий раз, как я приезжаю в Чемезово, он считает своим долгом пронзить меня ею. Мало того: я отлично знаю, что он никогда не решится привести эту угрозу в действие, что с его стороны это только попытка уязвить меня, заставить воспрянуть духом, и ничего больше. И за всем тем, всякий раз, как я слышу эту просьбу «ослобонить», я невольно вздрагиваю при мысли о той беспомощности, в которой я найдусь, если вдруг, паче чаяния, стрясется надо мной такая беда.
Неточные совпадения
К дьячку с семинаристами // Пристали: «Пой „Веселую“!» // Запели молодцы. // (Ту песню —
не народную — //
Впервые спел сын Трифона, // Григорий, вахлакам, // И с «Положенья» царского, // С народа крепи снявшего, // Она по пьяным праздникам // Как плясовая пелася // Попами и дворовыми, — // Вахлак ее
не пел, // А, слушая, притопывал, // Присвистывал; «Веселою» //
Не в шутку называл.)
Прости ж и ты, мой спутник странный, // И ты, мой верный идеал, // И ты, живой и постоянный, // Хоть малый труд. Я с вами знал // Всё, что завидно для поэта: // Забвенье жизни в бурях света, // Беседу сладкую друзей. // Промчалось много, много дней // С тех пор, как юная Татьяна // И с ней Онегин в смутном сне // Явилися
впервые мне — // И даль свободного романа // Я сквозь магический кристалл // Еще
не ясно различал.
Дни мчались: в воздухе нагретом // Уж разрешалася зима; // И он
не сделался поэтом, //
Не умер,
не сошел с ума. // Весна живит его:
впервые // Свои покои запертые, // Где зимовал он, как сурок, // Двойные окна, камелек // Он ясным утром оставляет, // Несется вдоль Невы в санях. // На синих, иссеченных льдах // Играет солнце; грязно тает // На улицах разрытый снег. // Куда по нем свой быстрый бег
Ее сестра звалась Татьяна… //
Впервые именем таким // Страницы нежные романа // Мы своевольно освятим. // И что ж? оно приятно, звучно; // Но с ним, я знаю, неразлучно // Воспоминанье старины // Иль девичьей! Мы все должны // Признаться: вкусу очень мало // У нас и в наших именах // (
Не говорим уж о стихах); // Нам просвещенье
не пристало, // И нам досталось от него // Жеманство, — больше ничего.
Таковое начало
не предвещало мне ничего доброго. Однако ж я
не терял ни бодрости, ни надежды. Я прибегнул к утешению всех скорбящих и,
впервые вкусив сладость молитвы, излиянной из чистого, но растерзанного сердца, спокойно заснул,
не заботясь о том, что со мною будет.