Так он думал, и мысль эта казалась ему почему-то совершенно возможною. Он ни за что бы не дал себе отчета, если бы стал
углубляться в свою мысль: «Почему, например, он так вдруг понадобится Рогожину и почему даже быть того не может, чтоб они наконец не сошлись?» Но мысль была тяжелая: «Если ему хорошо, то он не придет, — продолжал думать князь, — он скорее придет, если ему нехорошо; а ему ведь наверно нехорошо…»
Неточные совпадения
Константин молчал. Он чувствовал, что он разбит со всех сторон, но он чувствовал вместе о тем, что то, что он хотел сказать, было не понято его братом. Он не знал только, почему это было не понято: потому ли, что он не умел сказать ясно то, что хотел, потому ли, что брат не хотел, или потому, что не мог его понять. Но он не стал
углубляться в эти
мысли и, не возражая брату, задумался о совершенно другом, личном
своем деле.
Когда я бываю у них, то уверен, что она следит за каждым куском, который я кладу
в рот; тщетно стараюсь я
углубиться в свою тарелку, тщетно стараюсь сосредоточить всю
свою мысль на лежащем передо мною куске говядины: я чувствую и
в наклоненном положении, что неблагонамеренный ее взор насквозь пронизывает меня.
—
Углубись в себя, Дунюшка, помни, какое время для души твоей наступает, — говорила ей перед уходом Марья Ивановна. — Отложи обо всем попечение, только о Боге да о
своей душе размышляй… Близишься к светозарному источнику благодати святого духа — вся земля, весь мир да будет скверной
в глазах твоих и всех твоих помышленьях. Без сожаленья оставь житейские
мысли, забудь все, что было, — новая жизнь для тебя наступает… Всем пренебрегай, все презирай, возненавидь все мирское. Помни — оно от врага… Молись!!.
Она вскочила с кровати и быстро зашагала взад и вперед по
своей камере.
Мысли ее приняли другое направление. Она уже больше не думала ни о Гиршфельде, ни о
своей мести. Она вся
углубилась в анализ
своего собственного я.
Затем он остановился, закрыл глаза и
углубился в мысли. Все присутствующие были приведены
в состояние экстаза, кровь кипела
в их жилах и сердца, казалось, хотели вылететь из груди. Никто не решался говорить. Все ожидали продолжения речи великого, всегда победоносного полководца-старца, на закате лет жизни
своей коварством поставленного
в гибельное положение.