Неточные совпадения
Бедные работники оставались покинутыми на произвол судьбы, в больницах не было довольно кроватей, у
полиции не было достаточно гробов, и в домах, битком набитых разными семьями, тела оставались
дня по два во внутренних комнатах.
Это был камердинер Огарева. Я не мог понять, какой повод выдумала
полиция, в последнее время все было тихо. Огарев только за
день приехал… и отчего же его взяли, а меня нет?
Что тут винить с натянутой регуловской точки зрения человека, — надобно винить грустную среду, в которой всякое благородное чувство передается, как контрабанда, под полой да затворивши двери; а сказал слово громко — так
день целый и думаешь, скоро ли придет
полиция…
Стон ужаса пробежал по толпе: его спина была синяя полосатая рана, и по этой-то ране его следовало бить кнутом. Ропот и мрачный вид собранного народа заставили
полицию торопиться, палачи отпустили законное число ударов, другие заклеймили, третьи сковали ноги, и
дело казалось оконченным. Однако сцена эта поразила жителей; во всех кругах Москвы говорили об ней. Генерал-губернатор донес об этом государю. Государь велел назначить новый суд и особенно разобрать
дело зажигателя, протестовавшего перед наказанием.
Вечером Скарятка вдруг вспомнил, что это
день его именин, рассказал историю, как он выгодно продал лошадь, и пригласил студентов к себе, обещая дюжину шампанского. Все поехали. Шампанское явилось, и хозяин, покачиваясь, предложил еще раз спеть песню Соколовского. Середь пения отворилась дверь, и взошел Цынский с
полицией. Все это было грубо, глупо, неловко и притом неудачно.
Полиция хотела захватить нас, она искала внешний повод запутать в
дело человек пять-шесть, до которых добиралась, — и захватила двадцать человек невинных.
Но русскую
полицию трудно сконфузить. Через две недели арестовали нас, как соприкосновенных к
делу праздника. У Соколовского нашли письма Сатина, у Сатина — письма Огарева, у Огарева — мои, — тем не менее ничего не раскрывалось. Первое следствие не удалось. Для большего успеха второй комиссии государь послал из Петербурга отборнейшего из инквизиторов, А. Ф. Голицына.
Канцелярия, заваленная
делами, земская
полиция, ненавидящая все мирные и теоретические занятия, смотрели на статистический комитет как на ненужную роскошь, как на министерскую шалость; однако отчеты надобно было представить с таблицами и выводами.
Сперанский пробовал облегчить участь сибирского народа. Он ввел всюду коллегиальное начало; как будто
дело зависело от того, как кто крадет — поодиночке или шайками. Он сотнями отрешал старых плутов и сотнями принял новых. Сначала он нагнал такой ужас на земскую
полицию, что мужики брали деньги с чиновников, чтобы не ходить с челобитьем. Года через три чиновники наживались по новым формам не хуже, как по старым.
Между моими знакомыми был один почтенный старец, исправник, отрешенный по сенаторской ревизии от
дел. Он занимался составлением просьб и хождением по
делам, что именно было ему запрещено. Человек этот, начавший службу с незапамятных времен, воровал, подскабливал, наводил ложные справки в трех губерниях, два раза был под судом и проч. Этот ветеран земской
полиции любил рассказывать удивительные анекдоты о самом себе и своих сослуживцах, не скрывая своего презрения к выродившимся чиновникам нового поколения.
Я веселее вздохнул, увидя, что губернатор и прокурор согласились, и отправился в
полицию просить об облегчении силы наказания; полицейские, отчасти польщенные тем, что я сам пришел их просить, отчасти жалея мученика, пострадавшего за такое близкое каждому
дело, сверх того зная, что он мужик зажиточный, обещали мне сделать одну проформу.
Дело было в том, что я тогда только что начал сближаться с петербургскими литераторами, печатать статьи, а главное, я был переведен из Владимира в Петербург графом Строгановым без всякого участия тайной
полиции и, приехавши в Петербург, не пошел являться ни к Дубельту, ни в III Отделение, на что мне намекали добрые люди.
Его величество воспрещает вам въезд в столицы, вы снова отправитесь под надзор
полиции, но место вашего жительства предоставлено назначить министру внутренних
дел.
И как, должно быть, щемящи, велики нужды, которые привели их к начальнику тайной
полиции; вероятно, предварительно были исчерпаны все законные пути, — а человек этот отделывается общими местами, и, по всей вероятности, какой-нибудь столоначальник положит какое-нибудь решение, чтобы сдать
дело в какую-нибудь другую канцелярию.
Я заметил очень хорошо, что в нем боролись два чувства, он понял всю несправедливость
дела, но считал обязанностью директора оправдать действие правительства; при этом он не хотел передо мной показать себя варваром, да и не забывал вражду, которая постоянно царствовала между министерством и тайной
полицией.
Дело пошло в сенат, и я помню очень хорошо ту сладкую минуту, когда в мое отделение был передан сенатский указ, назначавший опеку над имением моряка и отдававший его под надзор
полиции.
Пристав принял показания, и
дело пошло своим порядком,
полиция возилась, уголовная палата возилась с год времени; наконец суд, явным образом закупленный, решил премудро: позвать мужа Ярыжкиной и внушить ему, чтоб он удерживал жену от таких наказаний, а ее самое, оставя в подозрении, что она способствовала смерти двух горничных, обязать подпиской их впредь не наказывать.
— Позвольте мне прочесть вам декрет министра внутренних
дел, сообщенный мне префектом
полиции и касающийся вас.
Накануне моего отъезда из Ниццы я получил приглашение от начальника
полиции de la sicurezza pubblica. [общественной безопасности (ит.).] Он мне объявил приказ министра внутренних
дел — выехать немедленно из сардинских владений. Эта странная мера со стороны ручного и уклончивого сардинского правительства удивила меня гораздо больше, чем высылка из Парижа в 1850. К тому же и не было никакого повода.
В Турине я пошел к министру внутренних
дел: вместо него меня принял его товарищ, заведовавший верховной
полицией, граф Понс де ла Мартино, человек известный в тех краях, умный, хитрый и преданный католической партии.