Неточные совпадения
Новое поколение не имеет этого идолопоклонства, и если бывают случаи, что люди не хотят
на волю, то это просто от лени и из материального расчета. Это развратнее,
спору нет, но ближе к концу; они, наверно, если что-нибудь и хотят видеть
на шее господ, то не владимирскую ленту.
Лошадей приводили, я с внутренним удовольствием слушал их жеванье и фырканье
на дворе и принимал большое участие в суете кучеров, в
спорах людей о том, где кто сядет, где кто положит свои пожитки; в людской огонь горел до самого утра, и все укладывались, таскали с места
на место мешки и мешочки и одевались по-дорожному (ехать всего было около восьмидесяти верст!).
Химик года через два продал свой дом, и мне опять случалось бывать в нем
на вечерах у Свербеева,
спорить там о панславизме и сердиться
на Хомякова, который никогда ни
на что не сердился.
Тут больше замешалось, чем желание поставить
на своем в капризном
споре, тут было сознание, что я всего сильнее противудействую ее видам, тут была завистливая ревность и женское властолюбие.
С Кетчером она
спорила до слез и перебранивалась, как злые дети бранятся, всякий день, но без ожесточения;
на меня она смотрела, бледнея и дрожа от ненависти.
Я прервал с ним тогда все сношения. Бакунин хотя и
спорил горячо, но стал призадумываться, его революционный такт толкал его в другую сторону. Белинский упрекал его в слабости, в уступках и доходил до таких преувеличенных крайностей, что пугал своих собственных приятелей и почитателей. Хор был за Белинского и смотрел
на нас свысока, гордо пожимая плечами и находя нас людьми отсталыми.
Я возражал, я
спорил, но внутри чувствовал, что полных доказательств у меня нет и что она тверже стоит
на своей почве, чем я
на своей.
Лариса Дмитриевна, давно прошедшая этими «задами» пантеизма, сбивала его и, улыбаясь, показывала мне
на него глазами. Она, разумеется, была правее его, и я добросовестно ломал себе голову и досадовал, когда мой доктор торжественно смеялся.
Споры эти занимали меня до того, что я с новым ожесточением принялся за Гегеля. Мученье моей неуверенности недолго продолжалось, истина мелькнула перед глазами и стала становиться яснее и яснее; я склонился
на сторону моей противницы, но не так, как она хотела.
Спор оканчивался очень часто кровью, которая у больного лилась из горла; бледный, задыхающийся, с глазами, остановленными
на том, с кем говорил, он дрожащей рукой поднимал платок ко рту и останавливался, глубоко огорченный, уничтоженный своей физической слабостью.
Часто, выбившись из сил, приходил он отдыхать к нам; лежа
на полу с двухлетним ребенком, он играл с ним целые часы. Пока мы были втроем, дело шло как нельзя лучше, но при звуке колокольчика судорожная гримаса пробегала по лицу его, и он беспокойно оглядывался и искал шляпу; потом оставался, по славянской слабости. Тут одно слово, замечание, сказанное не по нем, приводило к самым оригинальным сценам и
спорам…
Сказавши это, он бросился
на кресло, изнеможенный, и замолчал. При слове «гильотина» хозяин побледнел, гости обеспокоились, сделалась пауза. Магистр был уничтожен, но именно в эти минуты самолюбие людское и закусывает удила. И. Тургенев советует человеку, когда он так затешется в
споре, что самому сделается страшно, провесть раз десять языком внутри рта, прежде чем вымолвить слово.
Наши долгие разговоры, наши
споры навели меня
на мысль записывать их.
Хомяков
спорил до четырех часов утра, начавши в девять; где К. Аксаков с мурмолкой в руке свирепствовал за Москву,
на которую никто не нападал, и никогда не брал в руки бокала шампанского, чтобы не сотворить тайно моление и тост, который все знали; где Редкин выводил логически личного бога, ad majorem gloriam Hegel; [к вящей славе Гегеля (лат.).] где Грановский являлся с своей тихой, но твердой речью; где все помнили Бакунина и Станкевича; где Чаадаев, тщательно одетый, с нежным, как из воску, лицом, сердил оторопевших аристократов и православных славян колкими замечаниями, всегда отлитыми в оригинальную форму и намеренно замороженными; где молодой старик А. И. Тургенев мило сплетничал обо всех знаменитостях Европы, от Шатобриана и Рекамье до Шеллинга и Рахели Варнгаген; где Боткин и Крюков пантеистически наслаждались рассказами М. С. Щепкина и куда, наконец, иногда падал, как Конгривова ракета, Белинский, выжигая кругом все, что попадало.
Споры возобновлялись
на всех литературных и нелитературных вечерах,
на которых мы встречались, — а это было раза два или три в неделю. В понедельник собирались у Чаадаева, в пятницу у Свербеева, в воскресенье у А. П. Елагиной.
Сверх участников в
спорах, сверх людей, имевших мнения,
на эти вечера приезжали охотники, даже охотницы, и сидели до двух часов ночи, чтоб посмотреть, кто из матадоров кого отделает и как отделают его самого; приезжали в том роде, как встарь ездили
на кулачные бои и в амфитеатр, что за Рогожской заставой.
Во всякое время дня и ночи он был готов
на запутаннейший
спор и употреблял для торжества своего славянского воззрения все
на свете — от казуистики византийских богословов до тонкостей изворотливого легиста.
Они, в раздоре между собой, в личных
спорах, в печальном самообольщении, разъедаемые необузданным самолюбием, останавливались
на своих неожиданных днях торжества и не хотели ни снять увядших венков, ни венчального наряда, несмотря
на то что невеста обманула.
С раннего утра сидел Фогт за микроскопом, наблюдал, рисовал, писал, читал и часов в пять бросался, иногда со мной, в море (плавал он как рыба); потом он приходил к нам обедать и, вечно веселый, был готов
на ученый
спор и
на всякие пустяки, пел за фортепьяно уморительные песни или рассказывал детям сказки с таким мастерством, что они, не вставая, слушали его целые часы.
На другой день утром он зашел за Рейхелем, им обоим надобно было идти к Jardin des Plantes; [Ботаническому саду (фр.).] его удивил, несмотря
на ранний час, разговор в кабинете Бакунина; он приотворил дверь — Прудон и Бакунин сидели
на тех же местах, перед потухшим камином, и оканчивали в кратких словах начатый вчера
спор.
— Господа, позвольте мне покончить ваш
спор, — и тут же, подойдя к Гарибальди, сказал ему: — Мне ваше посещение бесконечно дорого, и теперь больше, чем когда-нибудь, в эту черную полосу для России ваше посещение будет иметь особое значение, вы посетите не одного меня, но друзей наших, заточенных в тюрьмы, сосланных
на каторгу.