Неточные совпадения
С нами была тогда Наталья Константиновна, знаете, бой-девка, она увидела, что в углу солдаты что-то едят, взяла вас — и прямо к ним, показывает: маленькому,
мол, манже; [ешь (от фр. manger).] они сначала посмотрели на нее так сурово, да и
говорят: «Алле, алле», [Ступай (от фр. aller).] а она их ругать, — экие,
мол, окаянные, такие, сякие, солдаты ничего
не поняли, а таки вспрынули со смеха и дали ей для вас хлеба моченого с водой и ей дали краюшку.
Лет до десяти я
не замечал ничего странного, особенного в моем положении; мне казалось естественно и просто, что я живу в доме моего отца, что у него на половине я держу себя чинно, что у моей матери другая половина, где я кричу и шалю сколько душе угодно. Сенатор баловал меня и дарил игрушки, Кало носил на руках, Вера Артамоновна одевала меня, клала спать и мыла в корыте, m-me Прово водила гулять и
говорила со мной по-немецки; все шло своим порядком, а между тем я начал призадумываться.
Мой отец
не соглашался,
говорил, что он разлюбил все военное, что он надеется
поместить меня со временем где-нибудь при миссии в теплом крае, куда и он бы поехал оканчивать жизнь.
Старик Бушо
не любил меня и считал пустым шалуном за то, что я дурно приготовлял уроки, он часто
говаривал: «Из вас ничего
не выйдет», но когда
заметил мою симпатию к его идеям régicides, [цареубийственным (фр.).] он сменил гнев на милость, прощал ошибки и рассказывал эпизоды 93 года и как он уехал из Франции, когда «развратные и плуты» взяли верх. Он с тою же важностию,
не улыбаясь, оканчивал урок, но уже снисходительно
говорил...
Бахметев имел какую-то тень влияния или, по крайней мере, держал моего отца в узде. Когда Бахметев
замечал, что мой отец уж через край
не в духе, он надевал шляпу и, шаркая по-военному ногами,
говорил...
При этом
не мешает
заметить, что Сенатор был двумя годами старше моего отца и
говорил ему ты, а тот, в качестве меньшего брата, — вы.
— «Можно,
мол, ваше высокоблагородие», —
говорим мы ему, да и припасли с товарищем мешочек; сидим-с; только едак к полночи бежит молдаванка; мы, знаете,
говорим ей: «Что,
мол, сударыня, торопитесь?» — да и дали ей раз по голове; она, голубушка,
не пикнула, мы ее в мешок — да и в реку.
— На конституционную форму можно нападать с двух сторон, —
заметил своим нервным, шипящим голосом Голицын junior, — вы
не с монархической точки нападаете, а то вы
не говорили бы о рабах.
Губернатор призывает полицмейстера и
говорит: «Я,
мол, знаю, что это вовсе
не ваша должность, но ваша распорядительность заставляет меня обратиться к вам».
«Ты,
мол, в чужой деревне
не дерись», —
говорю я ему, да хотел так, то есть, пример сделать, тычка ему дать, да спьяну, что ли, или нечистая сила, — прямо ему в глаз — ну, и попортил, то есть, глаз, а он со старостой церковным сейчас к становому, — хочу, дескать, суд по форме.
«А что,
говорит,
не мне ведь одному платить-то надо, что же ты еще привез?» Я докладываю: с десяток,
мол, еще наберется.
Княгиня подозвала ее и представила моему отцу. Всегда холодный и неприветливый, он равнодушно потрепал ее по плечу,
заметил, что покойный брат сам
не знал, что делал, побранил Химика и стал
говорить о другом.
День был жаркий. Преосвященный Парфений принял меня в саду. Он сидел под большой тенистой липой, сняв клобук и распустив свои седые волосы. Перед ним стоял без шляпы, на самом солнце, статный плешивый протопоп и читал вслух какую-то бумагу; лицо его было багрово, и крупные капли пота выступали на лбу, он щурился от ослепительной белизны бумаги, освещенной солнцем, — и ни он
не смел подвинуться, ни архиерей ему
не говорил, чтоб он отошел.
Рассказ мой, по несчастию, предупредил сообщение из III Отделения, он вовсе
не ждал его и потому совершенно растерялся,
говорил какие-то бессвязные вещи, сам
заметил это и, чтоб поправиться, сказал мне: «Erlauben Sie mir deutsch zu sprechen».
Она сидела, улыбаясь, и иногда взглядывала на меня, как бы
говоря: «Лета имеют свои права, старушка раздражена»; но, встречая мой взгляд,
не подтверждавший того, она делала вид, будто
не замечает меня.
Другой раз, у них же, он приехал на званый вечер; все были во фраках, и дамы одеты. Галахова
не звали, или он забыл, но он явился в пальто; [сюртуке (от фр. paletot).] посидел, взял свечу, закурил сигару,
говорил, никак
не замечая ни гостей, ни костюмов. Часа через два он меня спросил...
Говоря о слоге этих сиамских братьев московского журнализма, нельзя
не вспомнить Георга Форстера, знаменитого товарища Кука по Сандвическим островам, и Робеспьера — по Конвенту единой и нераздельной республики. Будучи в Вильне профессором ботаники и прислушиваясь к польскому языку, так богатому согласными, он вспомнил своих знакомых в Отаити, говорящих почти одними гласными, и
заметил: «Если б эти два языка смешать, какое бы вышло звучное и плавное наречие!»
Между тем рассвело; тут только я
заметил, что мой сосед-консерватор
говорил в нос вовсе
не от простуды, а оттого, что у него его
не было, по крайней мере, недоставало самой видной части.
«Я
не солдат, —
говорил он в Кристальпаласе итальянцам, подносившим ему
меч, — и
не люблю солдатского ремесла.
Это был
не мичман, а корабельный постройщик. Он долго жил в Америке, знал хорошо дела Юга и Севера,
говорил о безвыходности тамошней войны, на что утешительный теолог
заметил...
— Смотрите, —
заметил я, решительно вставая, чтоб идти, —
не говорите никому: у вас украдут эту оригинальную мысль.
Раз как-то Мордини,
не успев сказать ни слова с Гарибальди в продолжение часа, смеясь,
заметил мне: «В мире нет человека, которого бы было легче видеть, как Гарибальди, но зато нет человека, с которым бы было труднее
говорить».
Неточные совпадения
Осип (выходит и
говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин
не плотит: прогон,
мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее, а
не то,
мол, барин сердится. Стой, еще письмо
не готово.
Городничий. Да я так только
заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего
не могу сказать. Да и странно
говорить: нет человека, который бы за собою
не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого
говорят.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я
не знаю, однако ж, зачем вы
говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы
не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Лука Лукич. Да, он горяч! Я ему это несколько раз уже
замечал…
Говорит: «Как хотите, для науки я жизни
не пощажу».
Хлестаков. Да, и в журналы
помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже
не помню. И всё случаем: я
не хотел писать, но театральная дирекция
говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.