Неточные совпадения
Старый мир, осмеянный Вольтером, подшибленный революцией, но закрепленный, перешитый и упроченный мещанством для своего обихода, этого еще не испытал. Он хотел судить отщепенцев на основании своего тайно соглашенного лицемерия, а люди эти обличили его. Их обвиняли в отступничестве от христианства, а они указали над головой
судьи завешенную икону после революции 1830 года. Их обвиняли в оправдании чувственности, а они
спросили у
судьи, целомудренно ли он живет?
— Это так, вертопрахи, — говорил он, — конечно, они берут, без этого жить нельзя, но, то есть, эдак ловкости или знания закона и не
спрашивайте. Я расскажу вам, для примера, об одном приятеле.
Судьей был лет двадцать, в прошедшем году помре, — вот был голова! И мужики его лихом не поминают, и своим хлеба кусок оставил. Совсем особенную манеру имел. Придет, бывало, мужик с просьбицей,
судья сейчас пускает к себе, такой ласковый, веселый.
Я утвердился еще более в моем намерении, и когда
судьи спросили: чем могу опровергнуть показания Швабрина, я отвечал, что держусь первого своего объяснения и ничего другого в оправдание себе сказать не могу.
Неточные совпадения
— Да ведь я божьего промысла знать не могу… И к чему вы
спрашиваете, чего нельзя
спрашивать? К чему такие пустые вопросы? Как может случиться, чтоб это от моего решения зависело? И кто меня тут
судьей поставил: кому жить, кому не жить?
— Договаривайте, друг мой, эх, договаривайте, — подхватил Лупихин. — Ведь вас, чего доброго, в
судьи могут избрать, и изберут, посмотрите. Ну, за вас, конечно, будут думать заседатели, положим; да ведь надобно ж на всякий случай хоть чужую-то мысль уметь выговорить. Неравно заедет губернатор —
спросит: отчего
судья заикается? Ну, положим, скажут: паралич приключился; так бросьте ему, скажет, кровь. А оно в вашем положении, согласитесь сами, неприлично.
Князь Юсупов (во главе всех, про которых Грибоедов в «Горе от ума» сказал: «Что за тузы в Москве живут и умирают»), видя на бале у московского военного генерал-губернатора князя Голицына неизвестное ему лицо, танцующее с его дочерью (он знал, хоть по фамилии, всю московскую публику),
спрашивает Зубкова: кто этот молодой человек? Зубков называет меня и говорит, что я — Надворный
Судья.
Мать слушала невнятные вопросы старичка, — он
спрашивал, не глядя на подсудимых, и голова его лежала на воротнике мундира неподвижно, — слышала спокойные, короткие ответы сына. Ей казалось, что старший
судья и все его товарищи не могут быть злыми, жестокими людьми. Внимательно осматривая лица
судей, она, пытаясь что-то предугадать, тихонько прислушивалась к росту новой надежды в своей груди.
— А Находку? — лениво и негромко
спросил толстый
судья.