Неточные совпадения
Ефимка бывал очень доволен аристократическими
воспоминаниями и обыкновенно вечером
в первый праздник, не совсем трезвый,
рассказывал кому-нибудь
в грязной и душной кучерской, как было дело, прибавляя: «Ведь подумаешь, какая память у Михаила-то Степановича, помнит что — а ведь это сущая правда, бывало, меня заложит
в салазки, а я вожу, а он-то знай кнутиком погоняет — ей-богу, — а сколько годов, подумаешь», и он, качая головою, развязывал онучи и засыпал на печи, подложивши
свой армяк (постели он еще не успел завести
в полвека), думая, вероятно, о суете жизни человеческой и о прочности некоторых общественных положений, например дворников.
Если он бывал
в особенно хорошем расположении, то середи игры
рассказывал в тысячный раз отрывки из аристократических
воспоминаний своих; как покойник граф его любил, как ему доверял, как советовался с ним; но притом дружба дружбой, а служба службой.
Мне понятно, как Пирогов, с его чутким, отзывчивым сердцем, мог позволить себе ту возмутительную выходку, о которой он
рассказывает в своих воспоминаниях. «Только однажды в моей практике, — пишет он, — я так грубо ошибся при исследовании больного, что, сделав камнесечение, не нашел в мочевом пузыре камня. Это случилось именно у робкого, богоязненного старика; раздосадованный на свою оплошность, я был так неделикатен, что измученного больного несколько раз послал к черту.
Неточные совпадения
Вспоминать о Лидии он запрещал себе,
воспоминания о ней раздражали его. Как-то,
в ласковый час, он почувствовал желание подробно
рассказать Варваре
свой роман; он испугался, поняв, что этот рассказ может унизить его
в ее глазах, затем рассердился на себя и заодно на Варвару.
Она скромно
рассказывала о Париже, о
своих путешествиях, о Бадене; раза два рассмешила Марью Дмитриевну и всякий раз потом слегка вздыхала и как будто мысленно упрекала себя
в неуместной веселости; выпросила позволение привести Аду; снявши перчатки, показывала
своими гладкими, вымытыми мылом à la guimauve [Алфейным (фр.).] руками, как и где носятся воланы, рюши, кружева, шу; обещалась принести стклянку с новыми английскими духами: Victoria’s Essence, [Духи королевы Виктории (фр.).] и обрадовалась, как дитя, когда Марья Дмитриевна согласилась принять ее
в подарок; всплакнула при
воспоминании о том, какое чувство она испытала, когда
в первый раз услыхала русские колокола: «Так глубоко поразили они меня
в самое сердце», — промолвила она.
Вот что
рассказал об этом Пущин
в отрывке из
своих воспоминаний.
Они до сих пор слушали рассказы Аносова с тем же восторгом, как и
в их раннем детстве. Анна даже невольно совсем по-детски расставила локти на столе и уложила подбородок на составленные пятки ладоней. Была какая-то уютная прелесть
в его неторопливом и наивном повествовании. И самые обороты фраз, которыми он передавал
свои военные
воспоминания, принимали у него невольно странный, неуклюжий, несколько книжный характер. Точно он
рассказывал по какому-то милому древнему стереотипу.
При
воспоминании о брате ей стало еще обиднее, еще более жаль себя. Она написала Тарасу длинное ликующее письмо,
в котором говорила о
своей любви к нему, о
своих надеждах на него, умоляя брата скорее приехать повидаться с отцом, она рисовала ему планы совместной жизни, уверяла Тараса, что отец — умница и может все понять,
рассказывала об его одиночестве, восхищалась его жизнеспособностью и жаловалась на его отношение к ней.