Часа через три он возвратился с сильной головной болью, приметно расстроенный
и утомленный, спросил мятной воды
и примочил голову одеколоном; одеколон
и мятная вода привели немного
в порядок его мысли,
и он один, лежа на диване, то морщился, то чуть не хохотал, — у него
в голове шла репетиция всего виденного, от передней начальника губернии, где он очень приятно провел несколько минут с жандармом, двумя купцами первой гильдии
и двумя лакеями, которые здоровались
и прощались со всеми входящими
и выходящими весьма оригинальными приветствиями, говоря: «С прошедшим праздничком», причем они, как гордые британцы, протягивали
руку, ту
руку, которая имела счастие ежедневно подсаживать генерала
в карету, — до гостиной губернского предводителя,
в которой почтенный представитель блестящего NN-ского дворянства уверял, что нельзя нигде так научиться гражданской форме, как
в военной службе, что она дает человеку главное; конечно, имея главное, остальное приобрести ничего не значит; потом он признался Бельтову, что он истинный патриот, строит у себя
в деревне каменную церковь
и терпеть не может эдаких дворян, которые, вместо того чтоб служить
в кавалерии
и заниматься устройством имения, играют
в карты, держат француженок
и ездят
в Париж, — все это вместе должно было представить нечто вроде колкости Бельтову.