Неточные совпадения
Алексея Абрамовича она боялась — остальные в доме боялись ее, хотя она никогда никому не сделала вреда; обреченная томному гаремному заключению, она всю потребность любви, все требования на жизнь сосредоточила в ребенке; неразвитая, подавленная душа ее
была хороша; она, безответная и робкая, не оскорблявшаяся никакими оскорблениями, не могла вынести одного — жестокого обращения Негрова с ребенком, когда тот чуть ему надоедал; она поднимала тогда
голос, дрожащий не страхом, а гневом; она презирала в эти минуты Негрова, и Негров, как будто чувствуя свое унизительное положение, осыпал ее бранью и уходил, хлопнув дверью.
Воздух
был свеж, полон особого внутреннего запаха; роса тяжелыми, беловатыми массами подавалась назад, оставляя за собою миллионы блестящих капель; пурпуровое освещение и непривычные тени придавали что-то новое, странно изящное деревьям, крестьянским избам, всему окружающему; птицы
пели на разные
голоса; небо
было чисто.
Но, вопреки внутреннему
голосу матери, как она называла болезненные грезы свои, ребенок рос и, если не
был очень здоров, то не
был и болен.
Переходя в другую сферу, он
будет себя обманывать, так, как человек, оставляющий свою родину, старается уверить себя, что все равно, что его родина везде, где он полезен, — старается… а внутри его неотвязный
голос зовет в другое место и напоминает иные песни, иную природу.
Но глава общины продолжал: «Это ваши новые господа, — слова эти он произнес громко,
голосом, приличным такому важному извещению, — служите им хорошо, и вам
будет хорошо (вы помните, что это уж повторение)!
В три часа убранная Вава сидела в гостиной, где уж с половины третьего
было несколько гостей и поднос, стоявший перед диваном, утратил уже половину икры и балыка, как вдруг вошел лакей и подал Карпу Кондратьичу письмо. Карп Кондратьич достал из кармана очки, замарал им стекла грязным платком и, как-то, должно
быть, по складам, судя по времени, прочитавши записку в две строки, возвестил
голосом, явно не спокойным...
Иду я раз таким образом в нескольких милях от Женевы, долго шел я один… вдруг с боковой дороги вышли на большую человек двадцать крестьян; у них
был чрезвычайно жаркий разговор, с сильной мимикой; они так близко шли от меня и так мало обращали внимания на постороннего, что я мог очень хорошо слышать их разговор: дело шло о каких-то кантональных выборах; крестьяне разделились на две партии, — завтра надобно
было подать окончательные
голоса; видно
было, что вопрос, их занимавший, поглощал их совершенно: они махали руками, бросали вверх шапки.
— Да, я родился недалеко отсюда и иду теперь из Женевы на выборы в нашем местечке; я еще не имею права подать
голос в собрании, но зато у меня остается другой
голос, который не пойдет в счет, но который, может
быть, найдет слушателей. Если вам все равно, пойдемте со мной; дом моей матери к вашим услугам, с сыром и вином; а завтра посмотрите, как наша сторона одержит верх над стариками.
Ты увидишь — человек, прямо и благородно идущий на дело, много сделает, и, — прибавил старик дрожащим
голосом, — да
будет спокойствие на душе твоей».
— Ах, Бельтов, Бельтов, зачем все это, зачем этот разговор? — говорила Круциферская
голосом, исполненным мрачной грусти. — Нам
было так хорошо… теперь не
будет так… вы увидите.
Он
был очень взволнован, хотя и скрывал это,
голос у него дрожал, когда он мне сказал: „Наконец-то, наконец-то вам лучше“.
Он страдает, глубоко страдает, и нежная дружба женщины могла бы облегчить эти страдания; ее он всегда найдет во мне, он слишком пламенно понимает эту дружбу, он все пламенно понимает; сверх того, он так не привык к вниманию, к симпатии; он всегда
был одинок, душа его, огорченная, озлобленная, вдруг встрепенулась от
голоса сочувствующего.
В комнате Алексея сидело и стояло человек двадцать, и первое, что услышал Самгин,
был голос Кутузова, глухой, осипший голос, но — его. Из-за спин и голов людей Клим не видел его, но четко представил тяжеловатую фигуру, широкое упрямое лицо с насмешливыми глазами, толстый локоть левой руки, лежащей на столе, и уверенно командующие жесты правой.
Неточные совпадения
Голос Осипа. Вот с этой стороны! сюда! еще! хорошо. Славно
будет! (Бьет рукою по ковру.)Теперь садитесь, ваше благородие!
Осклабился, товарищам // Сказал победным
голосом: // «Мотайте-ка на ус!» // Пошло, толпой подхвачено, // О крепи слово верное // Трепаться: «Нет змеи — // Не
будет и змеенышей!» // Клим Яковлев Игнатия // Опять ругнул: «Дурак же ты!» // Чуть-чуть не подрались!
Как идол стал // На полосу, // Стоит,
поет // Без
голосу:
Пир кончился, расходится // Народ. Уснув, осталися // Под ивой наши странники, // И тут же спал Ионушка // Да несколько упившихся // Не в меру мужиков. // Качаясь, Савва с Гришею // Вели домой родителя // И
пели; в чистом воздухе // Над Волгой, как набатные, // Согласные и сильные // Гремели
голоса:
«
Поют они без
голосу, // А слушать — дрожь по волосу!» — // Сказал другой мужик.