Неточные совпадения
Всем Хитровым рынком заправляли двое городовых — Рудников
и Лохматкин. Только их пудовых кулаков действительно боялась «шпана», а «деловые ребята» были с обоими представителями власти в дружбе
и, вернувшись с каторги или бежав из тюрьмы, первым делом шли к ним на поклон.
Тот и другой знали в лицо всех преступников, приглядевшись к ним за четверть века своей несменяемой службы.
Да и никак не скроешься от них: все равно свои донесут, что в такую-то квартиру вернулся такой-то.
Темь. Слякоть. Только окна «Каторги» светятся красными огнями сквозь закоптелые стекла
да пар выходит из отворяющейся
то и дело двери.
Ужасные иногда были ночи на этой площади, где сливались пьяные песни, визг избиваемых «марух»
да крики «караул». Но никто не рисковал пойти на помощь: раздетого
и разутого голым пустят
да еще изобьют за
то, чтобы не лез куда не следует.
Все это заплыло жидкой грязью, рассмотреть нельзя было,
да и до
того ли было.
Тут полковница перебила его
и, пересыпая речь безграмотными французскими фразами, начала рассказывать, как ее выдали подростком еще за старика, гарнизонного полковника, как она с соседом-помещиком убежала за границу, как
тот ее в Париже бросил, как впоследствии она вернулась домой,
да вот тут в Безымянке
и очутилась.
—
Да очень просто: сделать нужно так, чтобы пьеса осталась
та же самая, но чтобы
и автор
и переводчик не узнали ее. Я бы это сам сделал,
да времени нет… Как эту сделаете, я сейчас же другую дам.
Во всех благоустроенных городах тротуары идут по обе стороны улицы, а иногда, на особенно людных местах, поперек мостовых для удобства пешеходов делались
то из плитняка,
то из асфальта переходы. А вот на Большой Дмитровке булыжная мостовая пересечена наискось прекрасным тротуаром из гранитных плит, по которому никогда
и никто не переходит,
да и переходить незачем: переулков близко нет.
Эти две различные по духу
и по виду партии далеко держались друг от друга. У бедноты не было знакомств, им некуда было пойти,
да и не в чем. Ютились по углам, по комнаткам, а собирались погулять в самых дешевых трактирах. Излюбленный трактир был у них неподалеку от училища, в одноэтажном домике на углу Уланского переулка
и Сретенского бульвара, или еще трактир «Колокола» на Сретенке, где собирались живописцы, работавшие по церквам. Все жили по-товарищески: у кого заведется рублишко,
тот и угощает.
Считалось особым шиком, когда обеды готовил повар-француз Оливье, еще тогда прославившийся изобретенным им «салатом Оливье», без которого обед не в обед
и тайну которого не открывал. Как ни старались гурманы, не выходило:
то,
да не
то.
Мундирные «вась-сияси» начали линять. Из титулованных «вась-сиясей» штабс-капитана разжаловали в просто барина… А там уж не
то что лихачи, а
и «желтоглазые» извозчики, даже извозчики-зимники на своих клячах за барина считать перестали — «Эрмитаж» его
да и многих его собутыльников «поставил на ноги»…
То-то, мол, говорим, ресторан! А ехали мы сюда поесть знаменитого тестовского поросенка, похлебать щец с головизной, пощеботить икорки ачуевской
да расстегайчика пожевать, а тут вот… Эф бруи… Яйца-то нам
и в степи надоели!
Да и как не поощрять, когда пословица в
те давние времена ходила: «Каждая купчиха имеет мужа — по закону, офицера — для чувств, а кучера — для удовольствия». Как же кухарке было не иметь кума-пожарного!
В восьмидесятых годах прошлого века всемогущий «хозяин столицы» — военный генерал-губернатор В. А. Долгоруков ездил в Сандуновские бани, где в шикарном номере семейного отделения ему подавались серебряные тазы
и шайки. А ведь в его дворце имелись мраморные ванны, которые в
то время были еще редкостью в Москве.
Да и не сразу привыкли к ним москвичи, любившие по наследственности
и веничком попариться,
и отдохнуть в раздевальной,
и в своей компании «язык почесать».
Вода, жар
и пар одинаковые, только обстановка иная. Бани как бани! Мочалка — тринадцать, мыло по одной копейке. Многие из них
и теперь стоят, как были,
и в
тех же домах, как
и в конце прошлого века, только публика в них другая,
да старых хозяев, содержателей бань, нет,
и память о них скоро совсем пропадет, потому что рассказывать о них некому.
Извозчик в трактире
и питается
и согревается. Другого отдыха, другой еды у него нет. Жизнь всухомятку. Чай
да требуха с огурцами. Изредка стакан водки, но никогда — пьянства. Раза два в день, а в мороз
и три, питается
и погреется зимой или высушит на себе мокрое платье осенью,
и все это удовольствие стоит ему шестнадцать копеек: пять копеек чай, на гривенник снеди до отвала, а копейку дворнику за
то, что лошадь напоит
да у колоды приглядит.
— Жалости подобно! Оно хоть
и по закону,
да не по совести! Посадят человека в заключение, отнимут его от семьи, от детей малых,
и вместо
того, чтобы работать ему,
да, может, работой на ноги подняться, годами держат его зря за решеткой. Сидел вот молодой человек — только что женился, а на другой день посадили. А дело-то с подвохом было: усадил его богач-кредитор только для
того, чтобы жену отбить. Запутал, запутал должника, а жену при себе содержать стал…
«Грызиками» назывались владельцы маленьких заведений, в пять-шесть рабочих
и нескольких же мальчиков с их даровым трудом. Здесь мальчикам было еще труднее:
и воды принеси,
и дров наколи, сбегай в лавку —
то за хлебом,
то за луком на копейку,
то за солью,
и целый день на посылках,
да еще хозяйских ребят нянчи! Вставай раньше всех, ложись после всех.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай
и сахар. Если ж
и были какие взятки,
то самая малость: к столу что-нибудь
да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек,
то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Хлестаков.
Да вот тогда вы дали двести,
то есть не двести, а четыреста, — я не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй,
и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны
и приняться. Ну,
да уж попробовать не куды пошло! Что будет,
то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом,
то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович.
Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с
тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра
тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу,
и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях
и у
того и у другого.
Хлестаков.
Да к чему же говорить? я
и без
того их знаю.