Неточные совпадения
На другой день, придя в «Развлечение»
просить аванс по случаю ограбления, рассказывал финал своего путешествия: огромный будочник, босой и в одном белье, которому он назвался дворянином, выскочил из будки, повернул его к себе спиной и гаркнул: «Всякая сволочь по ночам будет беспокоить!» — и так наподдал ногой — спасибо, что еще босой был, — что Епифанов отлетел далеко в лужу…
После пьяной ночи такой страховидный дядя вылезает из-под нар,
просит в кредит у съемщика стакан сивухи, облекается в страннический подрясник, за плечи ранец, набитый тряпьем, на голову скуфейку и босиком, иногда даже зимой по снегу, для доказательства своей святости, шагает за сбором.
Были нищие, собиравшие по лавкам, трактирам и торговым рядам. Их «служба» — с десяти утра до пяти вечера. Эта группа и другая, называемая «с ручкой», рыскающая по церквам, — самые многочисленные. В последней — бабы с грудными детьми, взятыми напрокат, а то и просто с поленом, обернутым в тряпку, которое они нежно баюкают,
прося на бедного сиротку. Тут же настоящие и поддельные слепцы и убогие.
Плохой, лядащий мальчонок был; до трех лет за грудного выдавала и раз нарвалась:
попросила на улице у проходившего начальника сыскной полиции Эффенбаха помочь грудному ребенку.
— Для дураков, Андрей Михайлович, для дураков… Повешу в гостиной — за моих предков сойдут… Так в четверг, милости
просим, там же на Цветном, над моей старой квартирой… сегодня снял в бельэтаже…
Всем букинистам был известен один собиратель, каждое воскресенье копавшийся в палатках букинистов и в разваленных на рогожах книгах, оставивший после себя ценную библиотеку. И рассчитывался он всегда неуклонно так: сторгует, положим, книгу, за которую
просили пять рублей, за два рубля, выжав все из букиниста, и лезет в карман. Вынимает два кошелька, из одного достает рубль, а из другого вываливает всю мелочь и дает один рубль девяносто три копейки.
В один прекрасный день на двери появилась вывеска, гласившая, что Сухаревских маклаков и антикваров из переулков (были названы два переулка)
просят «не трудиться звонить».
Приносит дама к знакомым картину и показывает ее И. Е. Репину. Тот хохочет.
Просит перо и чернила и подписывает внизу картины: «Это не Репин. И. Репин».
По утрам, когда нет клиентов, мальчишки обучались этому ремеслу на отставных солдатах, которых брили даром. Изрежет неумелый мальчуган несчастного, а тот сидит и терпит, потому что в билете у него написано: «бороду брить, волосы стричь, по миру не ходить». Через неделю опять солдат
просит побрить!
А он-то и
просил прекратить дело.
— Барон Дорфгаузен… Отто Карлович…
Прошу любить и жаловать, — он шаркнул ножкой в опорках.
Столовка была открыта ежедневно, кроме воскресений, от часу до трех и всегда была полна. Раздетый, прямо из классов, наскоро прибегает сюда ученик, берет тарелку и металлическую ложку и прямо к горящей плите, где подслеповатая старушка Моисеевна и ее дочь отпускают кушанья. Садится ученик с горячим за стол, потом приходит за вторым, а потом уж платит деньги старушке и уходит. Иногда, если денег нет,
просит подождать, и Моисеевна верила всем.
Полуграмотный кустарь-ящичник, маленький, вихрастый, в неизменной поддевке и смазных сапогах, когда уже кончились прения,
попросил слова; и его звонкий резкий тенор сменил повествование врача Попандополо, рисовавшего ужасы Охотного ряда. Миазмы, бациллы, бактерии, антисанитария, аммиак… украшали речь врача.
Вот этот самый Шпейер, под видом богатого помещика, был вхож на балы к В. А. Долгорукову, при первом же знакомстве очаровал старика своей любезностью, а потом бывал у него на приеме, в кабинете, и однажды
попросил разрешения показать генерал-губернаторский дом своему знакомому, приехавшему в Москву английскому лорду.
— Вот еще Лазарь Соломонович Поляков тоже
просит…
Завсегдатаи «вшивой биржи». Их мало кто знал, зато они знали всех, но у них не было обычая подавать вида, что они знакомы между собой. Сидя рядом, перекидывались словами, иной подходил к занятому уже столу и
просил, будто у незнакомых, разрешения сесть. Любимое место подальше от окон, поближе к темному углу.
Пока вихрастый мальчик подает горячие щипцы, Лёнька и Серёнька, облитые одеколоном и вежеталем, ковыряют в носу, и оба в один голос
просят...
«Офисиянт клуба Алексей Герасимов Соколов пришел поутру убирать комнату, нашел на столе запечатанное письмо с надписью: „Ивану Петровичу Бибикову, полковнику жандармов,
прошу старшин вручить ему“.
— Я вас
прошу разойтись! — закричал, приподнявшись в санях, генерал.
— И не
просите, не буду. Когда-нибудь, там, после… А теперь сами видите, владыке не подобает.
Архиерей встал, поклонился и жестом
попросил всех остаться на своих местах. Хозяин проводил его к выходу.
В один из таких приездов ему доложили, что уже три дня ходит какой-то чиновник с кокардой и портфелем, желающий говорить лично «только с самим» по важному делу, и сейчас он пришел и
просит доложить.
В ученье мальчики были до семнадцати-восемнадцати лет. К этому времени они постигали банный обиход, умели обращаться с посетителями, стричь им ногти и аккуратно срезывать мозоли. После приобретения этих знаний такой «образованный» отрок
просил хозяина о переводе его в «молодцы» на открывшуюся вакансию, чтобы ехать в деревню жениться, а то «мальчику» жениться было неудобно: засмеют в деревне.
— Подковать бы еще, дядь, на медненькие, —
просит «молодец». — Кованые моднее!..
У цирюльников было правило продержать десять минут банку, чтобы лучше натянуло, но выходило на деле по-разному. В это время цирюльник уходил курить, а жертва его искусства спокойно лежала, дожидаясь дальнейших мучений. Наконец терпения не хватало, и жертва
просила окружающих позвать цирюльника.
Приходит, согнувшись, человек в баню, к приказчику, и
просит позвать бабку.
Главной же их специальностью было акушерство. Уже за несколько недель беременная женщина начинала
просить...
Вот этих каюток тогда тут не было, дом был длинный, двухэтажный, а зала дворянская тоже была большая, с такими же мягкими диванами, и буфет был —
проси чего хочешь…
— Чай-то жиденек,
попроси подбавить! —
просит гость. Подбавят — и еще бегай за кипятком.
Сидит такой у нас один, и приходит к нему жена и дети, мал мала меньше… Слез-то, слез-то сколько!..
Просят смотрителя отпустить его на праздник, в ногах валяются…
Началось другое дело. Обиженные в завещании родственники решили привлечь к суду главных наследников, которых в прошении
просили привлечь за оскорбление памяти покойного, похоронив его в «подержанном» гробу.