Цитаты со словом «друзей»
«Это что за невидаль: „Вечера на хуторе близ Диканьки“? Что это за „Вечера“? И швырнул в свет какой-то пасичник! Слава богу! еще мало ободрали гусей на перья и извели тряпья на бумагу! Еще мало народу, всякого звания и сброду, вымарало пальцы в чернилах! Дернула же охота и пасичника потащиться вслед за
другими! Право, печатной бумаги развелось столько, что не придумаешь скоро, что бы такое завернуть в нее».
Не говоря ни слова, встал он с места, расставил ноги свои посереди комнаты, нагнул голову немного вперед, засунул руку в задний карман горохового кафтана своего, вытащил круглую под лаком табакерку, щелкнул пальцем по намалеванной роже какого-то бусурманского генерала и, захвативши немалую порцию табаку, растертого с золою и листьями любистка, поднес ее коромыслом к носу и вытянул носом на лету всю кучку, не дотронувшись даже до большого пальца, — и всё ни слова; да как полез в
другой карман и вынул синий в клетках бумажный платок, тогда только проворчал про себя чуть ли еще не поговорку: «Не мечите бисер перед свиньями»…
Пусть лучше, как доживу, если даст Бог, до нового году и выпущу
другую книжку, тогда можно будет постращать выходцами с того света и дивами, какие творились в старину в православной стороне нашей.
Лениво и бездумно, будто гуляющие без цели, стоят подоблачные дубы, и ослепительные удары солнечных лучей зажигают целые живописные массы листьев, накидывая на
другие темную, как ночь, тень, по которой только при сильном ветре прыщет золото.
Все, казалось, занимало ее; все было ей чудно, ново… и хорошенькие глазки беспрестанно бегали с одного предмета на
другой.
Своенравная, как она в те упоительные часы, когда верное зеркало так завидно заключает в себе ее полное гордости и ослепительного блеска чело, лилейные плечи и мраморную шею, осененную темною, упавшею с русой головы волною, когда с презрением кидает одни украшения, чтобы заменить их
другими, и капризам ее конца нет, — она почти каждый год переменяла свои окрестности, выбирая себе новый путь и окружая себя новыми, разнообразными ландшафтами.
Разноголосные речи потопляют
друг друга, и ни одно слово не выхватится, не спасется от этого потопа; ни один крик не выговорится ясно.
Подходил к одному возу, щупал
другой, применивался к ценам; а между тем мысли его ворочались безостановочно около десяти мешков пшеницы и старой кобылы, привезенных им на продажу.
Но и тут, однако ж, она находила себе много предметов для наблюдения: ее смешило до крайности, как цыган и мужик били один
другого по рукам, вскрикивая сами от боли; как пьяный жид давал бабе киселя; как поссорившиеся перекупки перекидывались бранью и раками; как москаль, поглаживая одною рукою свою козлиную бороду, другою…
— Так ты думаешь, земляк, что плохо пойдет наша пшеница? — говорил человек, с вида похожий на заезжего мещанина, обитателя какого-нибудь местечка, в пестрядевых, запачканных дегтем и засаленных шароварах,
другому, в синей, местами уже с заплатами, свитке и с огромною шишкою на лбу.
Тут у нашего внимательного слушателя волосы поднялись дыбом; со страхом оборотился он назад и увидел, что дочка его и парубок спокойно стояли, обнявшись и напевая
друг другу какие-то любовные сказки, позабыв про все находящиеся на свете свитки. Это разогнало его страх и заставило обратиться к прежней беспечности.
— Ну, Солопий, вот, как видишь, я и дочка твоя полюбили
друг друга так, что хоть бы и навеки жить вместе.
— Бьюсь об заклад, если это сделано не хитрейшими руками из всего Евина рода! — сказал попович, принимаясь за товченички и подвигая
другою рукою варенички. — Однако ж, Хавронья Никифоровна, сердце мое жаждет от вас кушанья послаще всех пампушечек и галушечек.
— Разумеется, любви вашей, несравненная Хавронья Никифоровна! — шепотом произнес попович, держа в одной руке вареник, а
другою обнимая широкий стан ее.
К этому присоединились еще увеличенные вести о чуде, виденном волостным писарем в развалившемся сарае, так что к ночи все теснее жались
друг к другу; спокойствие разрушилось, и страх мешал всякому сомкнуть глаза свои; а те, которые были не совсем храброго десятка и запаслись ночлегами в избах, убрались домой.
— Куда теперь ему бледнеть! — подхватил
другой, — щеки у него расцвели, как мак; теперь он не Цыбуля, а буряк — или, лучше, сама красная свитка,которая так напугала людей.
«Эх, недобрые руки подкинули свитку!» Схватил топор и изрубил ее в куски; глядь — и лезет один кусок к
другому, и опять целая свитка.
Перекрестившись, хватил топором в
другой раз, куски разбросил по всему месту и уехал.
Другая половина слова замерла на устах рассказчика…
«Спасайте!» — горланил
другой, закрывшись тулупом.
Другой цыган, ворча про себя, поднялся на ноги, два раза осветил себя искрами, будто молниями, раздул губами трут и, с каганцом в руках, обыкновенною малороссийскою светильнею, состоящею из разбитого черепка, налитого бараньим жиром, отправился, освещая дорогу.
— Так, как будто бы два человека: один наверху,
другой нанизу; который из них черт, уже и не распознаю!
— Смотрите, братцы! — говорил
другой, поднимая черепок из горшка, которого одна только уцелевшая половина держалась на голове Черевика, — какую шапку надел на себя этот добрый молодец!
— Ступай делай свое дело, — повторила она, собравшись с духом, своему супругу, видя, что у него страх отнял ноги и зубы колотились один об
другой.
— Э, голубчик! обманывай
других этим; будет еще тебе от заседателя за то, чтобы не пугал чертовщиною людей.
— Лови! лови его! — послышался крик на
другом конце улицы. — Вот он, вот беглец!
— За что же это, кум, на нас напасть такая? Тебе еще ничего; тебя винят, по крайней мере, за то, что у
другого украл; но за что мне, несчастливцу, недобрый поклеп такой: будто у самого себя стянул кобылу? Видно, нам, кум, на роду уже написано не иметь счастья!
Не так ли и радость, прекрасная и непостоянная гостья, улетает от нас, и напрасно одинокий звук думает выразить веселье? В собственном эхе слышит уже он грусть и пустыню и дико внемлет ему. Не так ли резвые други бурной и вольной юности, поодиночке, один за
другим, теряются по свету и оставляют, наконец, одного старинного брата их? Скучно оставленному! И тяжело и грустно становится сердцу, и нечем помочь ему.
И чтобы мне не довелось рассказывать этого в
другой раз, если не принимал часто издали собственную положенную в головах свитку за свернувшегося дьявола.
Опять, как же и не взять: всякого проберет страх, когда нахмурит он, бывало, свои щетинистые брови и пустит исподлобья такой взгляд, что, кажется, унес бы ноги бог знает куда; а возьмешь — так на
другую же ночь и тащится в гости какой-нибудь приятель из болота, с рогами на голове, и давай душить за шею, когда на шее монисто, кусать за палец, когда на нем перстень, или тянуть за косу, когда вплетена в нее лента.
Староста церкви говорил, правда, что они на
другой же год померли от чумы; но тетка моего деда знать этого не хотела и всеми силами старалась наделить его родней, хотя бедному Петру было в ней столько нужды, сколько нам в прошлогоднем снеге.
Они говорили только, что если бы одеть его в новый жупан, затянуть красным поясом, надеть на голову шапку из черных смушек с щегольским синим верхом, привесить к боку турецкую саблю, дать в одну руку малахай, в
другую люльку в красивой оправе, то заткнул бы он за пояс всех парубков тогдашних.
Ну, если где парубок и девка живут близко один от
другого… сами знаете, что выходит.
Но все бы Коржу и в ум не пришло что-нибудь недоброе, да раз — ну, это уже и видно, что никто
другой, как лукавый дернул, — вздумалось Петрусю, не обсмотревшись хорошенько в сенях, влепить поцелуй, как говорят, от всей души, в розовые губки козачки, и тот же самый лукавый, — чтоб ему, собачьему сыну, приснился крест святой! — настроил сдуру старого хрена отворить дверь хаты.
Глядь, краснеет маленькая цветочная почка и, как будто живая, движется. В самом деле, чудно! Движется и становится все больше, больше и краснеет, как горячий уголь. Вспыхнула звездочка, что-то тихо затрещало, и цветок развернулся перед его очами, словно пламя, осветив и
другие около себя.
Петро, поплевав в руки, схватил заступ, надавил ногою и выворотил землю, в
другой, в третий, еще раз… что-то твердое!..
Как молодицы, с корабликом на голове, которого верх сделан был весь из сутозолотой парчи, с небольшим вырезом на затылке, откуда выглядывал золотой очипок, с двумя выдавшимися, один наперед,
другой назад, рожками самого мелкого черного смушка; в синих, из лучшего полутабенеку, с красными клапанами кунтушах, важно подбоченившись, выступали поодиночке и мерно выбивали гопака.
Нет, вот, бывало, один оденется жидом, а
другой чертом, начнут сперва целоваться, а после ухватятся за чубы…
Вот одного дернул лукавый окатить ее сзади водкою;
другой, тоже, видно, не промах, высек в ту же минуту огня, да и поджег… пламя вспыхнуло, бедная тетка, перепугавшись, давай сбрасывать с себя, при всех, платье…
Много козаков обкосилось и обжалось; много козаков, поразгульнее
других, и в поход потянулось.
Узнали, что это за птица: никто
другой, как сатана, принявший человеческий образ для того, чтобы отрывать клады; а как клады не даются нечистым рукам, так вот он и приманивает к себе молодцов.
В
другой раз сам церковный староста, любивший по временам раздобаривать глаз на глаз с дедовскою чаркою, не успел еще раза два достать дна, как видит, что чарка кланяется ему в пояс.
— Посмотри, вон-вон далеко мелькнули звездочки: одна,
другая, третья, четвертая, пятая…
— Расскажи, расскажи, милый, чернобровый парубок! — говорила она, прижимаясь лицом своим к щеке его и обнимая его. — Нет! ты, видно, не любишь меня, у тебя есть
другая девушка. Я не буду бояться; я буду спокойно спать ночь. Теперь-то не засну, если не расскажешь. Я стану мучиться да думать… Расскажи, Левко!..
Сотникова жена давно уже умерла; задумал сотник жениться на
другой.
«Будешь ли ты меня нежить по-старому, батьку, когда возьмешь
другую жену?» — «Буду, моя дочка; еще крепче прежнего стану прижимать тебя к сердцу!
— Вот принесла нелегкая и
другого! — проговорила она с сердцем.
Девушки подняли крик, перемешались; но после, ободрившись, перебежали на
другую сторону, увидя, что Каленик не слишком был скор на ноги.
Голова терпеть не может щегольства: носит всегда свитку черного домашнего сукна, перепоясывается шерстяным цветным поясом, и никто никогда не видал его в
другом костюме, выключая разве только времени проезда царицы в Крым, когда на нем был синий козацкий жупан.
— Прощай, красавица! — вскричал
другой; но на сей раз полетел стремглав от тяжелого толчка головы.
Цитаты из русской классики со словом «друзей»
Ассоциации к слову «друзей»
Синонимы к слову «друзей»
Предложения со словом «друг»
- Признаться, я не узнавал старого друга. Его лицо побелело от ужаса. Такого не случалось и в войну, когда смерть подступала совсем близко.
- И воздух здесь явно был более свежим, чем в любом другом месте старого дома.
- Мы покуда ещё не очень хорошо знаем друг дружку, а потому допытываться не стану.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «друг»
Значение слова «друг»
ДРУГ1, -а, мн. друзья́, -зе́й и (устар.) дру́ги, м. 1. Тот, кто связан с кем-л. дружбой. Искренний друг. Друг детства, Друзья по оружию.
ДРУГ2 (кратк. ф. к другой). (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова ДРУГ
Афоризмы русских писателей со словом «друг»
Дополнительно