У нас, мои любезные читатели, не во гнев будь сказано (вы, может быть, и рассердитесь, что пасичник говорит вам запросто, как будто какому-нибудь свату своему или куму), — у нас, на хуторах, водится издавна: как только окончатся работы в поле, мужик залезет отдыхать на всю зиму на печь и наш брат припрячет своих пчел в темный погреб, когда ни журавлей
на небе, ни груш на дереве не увидите более, — тогда, только вечер, уже наверно где-нибудь в конце улицы брезжит огонек, смех и песни слышатся издалеча, бренчит балалайка, а подчас и скрипка, говор, шум…
«Куда это зашел дед?» — думали мы, дожидаясь часа три. Уже с хутора давно пришла мать и принесла горшок горячих галушек. Нет да и нет деда! Стали опять вечерять сами. После вечера вымыла мать горшок и искала глазами, куда бы вылить помои, потому что вокруг все были гряды, как видит, идет, прямо к ней навстречу кухва.
На небе было-таки темненько. Верно, кто-нибудь из хлопцев, шаля, спрятался сзади и подталкивает ее.
Неточные совпадения
Небо только краснеет
на одной стороне.
Посмотри, посмотри! — продолжала она, положив голову
на плечо ему и подняв глаза вверх, где необъятно синело теплое украинское
небо, завешенное снизу кудрявыми ветвями стоявших перед ними вишен.
А говорят, однако же, есть где-то, в какой-то далекой земле, такое дерево, которое шумит вершиною в самом
небе, и Бог сходит по нем
на землю ночью перед светлым праздником.
— Нет, Галю; у Бога есть длинная лестница от
неба до самой земли. Ее становят перед светлым воскресением святые архангелы; и как только Бог ступит
на первую ступень, все нечистые духи полетят стремглав и кучами попадают в пекло, и оттого
на Христов праздник ни одного злого духа не бывает
на земле.
И чрез несколько минут все уже уснуло
на селе; один только месяц так же блистательно и чудно плыл в необъятных пустынях роскошного украинского
неба.
Тут через трубу одной хаты клубами повалился дым и пошел тучею по
небу, и вместе с дымом поднялась ведьма верхом
на метле.
В то время, когда проворный франт с хвостом и козлиною бородою летал из трубы и потом снова в трубу, висевшая у него
на перевязи при боку ладунка, в которую он спрятал украденный месяц, как-то нечаянно зацепившись в печке, растворилась и месяц, пользуясь этим случаем, вылетел через трубу Солохиной хаты и плавно поднялся по
небу.
Любо глянуть с середины Днепра
на высокие горы,
на широкие луга,
на зеленые леса! Горы те — не горы: подошвы у них нет, внизу их, как и вверху, острая вершина, и под ними и над ними высокое
небо. Те леса, что стоят
на холмах, не леса: то волосы, поросшие
на косматой голове лесного деда. Под нею в воде моется борода, и под бородою и над волосами высокое
небо. Те луга — не луга: то зеленый пояс, перепоясавший посередине круглое
небо, и в верхней половине и в нижней половине прогуливается месяц.
Но козаку лучше спать
на гладкой земле при вольном
небе; ему не пуховик и не перина нужна; он мостит себе под голову свежее сено и вольно протягивается
на траве.
Ему весело, проснувшись середи ночи, взглянуть
на высокое, засеянное звездами
небо и вздрогнуть от ночного холода, принесшего свежесть козацким косточкам.
Блеснул день, но не солнечный:
небо хмурилось и тонкий дождь сеялся
на поля,
на леса,
на широкий Днепр. Проснулась пани Катерина, но не радостна: очи заплаканы, и вся она смутна и неспокойна.
Но не далеким
небом и не синим лесом любуется пан Данило: глядит он
на выдавшийся мыс,
на котором чернел старый замок.
И чудится пану Даниле (тут он стал щупать себя за усы, не спит ли), что уже не
небо в светлице, а его собственная опочивальня: висят
на стене его татарские и турецкие сабли; около стен полки,
на полках домашняя посуда и утварь;
на столе хлеб и соль; висит люлька… но вместо образов выглядывают страшные лица;
на лежанке… но сгустившийся туман покрыл все, и стало опять темно.
Воздушная Катерина задрожала. Но уже пан Данило был давно
на земле и пробирался с своим верным Стецьком в свои горы. «Страшно, страшно!» — говорил он про себя, почувствовав какую-то робость в козацком сердце, и скоро прошел двор свой,
на котором так же крепко спали козаки, кроме одного, сидевшего
на сторо́же и курившего люльку.
Небо все было засеяно звездами.
Не оборвались ли с
неба тяжелые тучи и загромоздили собою землю? ибо и
на них такой же серый цвет, а белая верхушка блестит и искрится при солнце.
Он забывал, присоединяясь к косарям, отведать их галушек, которые очень любил, и стоял недвижимо
на одном месте, следя глазами пропадавшую в
небе чайку или считая копы нажатого хлеба, унизывавшие поле.
Начал прищуривать глаза — место, кажись, не совсем незнакомое: сбоку лес, из-за леса торчал какой-то шест и виделся прочь далеко в
небе. Что за пропасть! да это голубятня, что у попа в огороде! С другой стороны тоже что-то сереет; вгляделся: гумно волостного писаря. Вот куда затащила нечистая сила! Поколесивши кругом, наткнулся он
на дорожку. Месяца не было; белое пятно мелькало вместо него сквозь тучу. «Быть завтра большому ветру!» — подумал дед. Глядь, в стороне от дорожки
на могилке вспыхнула свечка.
Однажды, наскучив бостоном и бросив карты под стол, мы засиделись у майора С*** очень долго; разговор, против обыкновения, был занимателен. Рассуждали о том, что мусульманское поверье, будто судьба человека написана
на небесах, находит и между нами, христианами, многих поклонников; каждый рассказывал разные необыкновенные случаи pro [за (лат.).] или contra. [против (лат.).]
Неточные совпадения
Идут под
небо самое // Поповы терема, // Гудит попова вотчина — // Колокола горластые — //
На целый божий мир.
Великие сподвижники // И по сей день стараются — //
На дно морей спускаются, // Под
небо подымаются, — // Всё нет и нет ключей!
Пошли крутую радугу //
На наши
небеса!
Хотя был всего девятый час в начале, но
небо до такой степени закрылось тучами, что
на улицах сделалось совершенно темно.
Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка
на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили, потом свинью за бобра купили да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца
на носу сидел, потом батьку
на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху
на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом
небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что из этого выйдет.