Неточные совпадения
Все, казалось, занимало ее; все было ей чудно, ново… и хорошенькие глазки беспрестанно бегали с
одного предмета на
другой.
Своенравная, как она в те упоительные часы, когда верное зеркало так завидно заключает в себе ее полное гордости и ослепительного блеска чело, лилейные плечи и мраморную шею, осененную темною, упавшею с русой головы волною, когда с презрением кидает
одни украшения, чтобы заменить их
другими, и капризам ее конца нет, — она почти каждый год переменяла свои окрестности, выбирая себе новый путь и окружая себя новыми, разнообразными ландшафтами.
Разноголосные речи потопляют
друг друга, и ни
одно слово не выхватится, не спасется от этого потопа; ни
один крик не выговорится ясно.
Подходил к
одному возу, щупал
другой, применивался к ценам; а между тем мысли его ворочались безостановочно около десяти мешков пшеницы и старой кобылы, привезенных им на продажу.
— Разумеется, любви вашей, несравненная Хавронья Никифоровна! — шепотом произнес попович, держа в
одной руке вареник, а
другою обнимая широкий стан ее.
«Эх, недобрые руки подкинули свитку!» Схватил топор и изрубил ее в куски; глядь — и лезет
один кусок к
другому, и опять целая свитка.
— Так, как будто бы два человека:
один наверху,
другой нанизу; который из них черт, уже и не распознаю!
— Смотрите, братцы! — говорил
другой, поднимая черепок из горшка, которого
одна только уцелевшая половина держалась на голове Черевика, — какую шапку надел на себя этот добрый молодец!
— Ступай делай свое дело, — повторила она, собравшись с духом, своему супругу, видя, что у него страх отнял ноги и зубы колотились
один об
другой.
Не так ли и радость, прекрасная и непостоянная гостья, улетает от нас, и напрасно одинокий звук думает выразить веселье? В собственном эхе слышит уже он грусть и пустыню и дико внемлет ему. Не так ли резвые други бурной и вольной юности, поодиночке,
один за
другим, теряются по свету и оставляют, наконец,
одного старинного брата их? Скучно оставленному! И тяжело и грустно становится сердцу, и нечем помочь ему.
Они говорили только, что если бы одеть его в новый жупан, затянуть красным поясом, надеть на голову шапку из черных смушек с щегольским синим верхом, привесить к боку турецкую саблю, дать в
одну руку малахай, в
другую люльку в красивой оправе, то заткнул бы он за пояс всех парубков тогдашних.
Ну, если где парубок и девка живут близко
один от
другого… сами знаете, что выходит.
Как молодицы, с корабликом на голове, которого верх сделан был весь из сутозолотой парчи, с небольшим вырезом на затылке, откуда выглядывал золотой очипок, с двумя выдавшимися,
один наперед,
другой назад, рожками самого мелкого черного смушка; в синих, из лучшего полутабенеку, с красными клапанами кунтушах, важно подбоченившись, выступали поодиночке и мерно выбивали гопака.
Нет, вот, бывало,
один оденется жидом, а
другой чертом, начнут сперва целоваться, а после ухватятся за чубы…
Вот
одного дернул лукавый окатить ее сзади водкою;
другой, тоже, видно, не промах, высек в ту же минуту огня, да и поджег… пламя вспыхнуло, бедная тетка, перепугавшись, давай сбрасывать с себя, при всех, платье…
— Посмотри, вон-вон далеко мелькнули звездочки:
одна,
другая, третья, четвертая, пятая…
Покамест те съели по
одной и опустили спички за
другими, дно было гладко, как панский помост.
Кинули жребий — и
одна девушка вышла из толпы. Левко принялся разглядывать ее. Лицо, платье — все на ней такое же, как и на
других. Заметно только было, что она неохотно играла эту роль. Толпа вытянулась вереницею и быстро перебегала от нападений хищного врага.
Там нагляделся дед таких див, что стало ему надолго после того рассказывать: как повели его в палаты, такие высокие, что если бы хат десять поставить
одну на
другую, и тогда, может быть, не достало бы.
Как заглянул он в
одну комнату — нет; в
другую — нет; в третью — еще нет; в четвертой даже нет; да в пятой уже, глядь — сидит сама, в золотой короне, в серой новехонькой свитке, в красных сапогах, и золотые галушки ест.
Тесная баба, игра, в которую играют школьники в классе: жмутся тесно на скамье, покамест
одна половина не вытеснит
другую.
Но где ни показывалось пятнышко, там звезды,
одна за
другою, пропадали на небе.
Подбежавши, вдруг схватил он обеими руками месяц, кривляясь и дуя, перекидывал его из
одной руки в
другую, как мужик, доставший голыми руками огонь для своей люльки; наконец поспешно спрятал в карман и, как будто ни в чем не бывал, побежал далее.
Он бы, без всякого сомнения, решился на последнее, если бы был
один, но теперь обоим не так скучно и страшно идти темною ночью, да и не хотелось-таки показаться перед
другими ленивым или трусливым.
Один только кузнец был упрям и не оставлял своего волокитства, несмотря на то что и с ним поступаемо было ничуть не лучше, как с
другими.
Мороз увеличился, и вверху так сделалось холодно, что черт перепрыгивал с
одного копытца на
другое и дул себе в кулак, желая сколько-нибудь отогреть мерзнувшие руки. Не мудрено, однако ж, и смерзнуть тому, кто толкался от утра до утра в аду, где, как известно, не так холодно, как у нас зимою, и где, надевши колпак и ставши перед очагом, будто в самом деле кухмистр, поджаривал он грешников с таким удовольствием, с каким обыкновенно баба жарит на рождество колбасу.
Но в самое то время, когда кузнец готовился быть решительным, какой-то злой дух проносил пред ним смеющийся образ Оксаны, говорившей насмешливо: «Достань, кузнец, царицыны черевики, выйду за тебя замуж!» Все в нем волновалось, и он думал только об
одной Оксане. Толпы колядующих, парубки особо, девушки особо, спешили из
одной улицы в
другую. Но кузнец шел и ничего не видал и не участвовал в тех веселостях, которые когда-то любил более всех.
В
одном месте парубки, зашедши со всех сторон, окружали толпу девушек: шум, крик,
один бросал комом снега,
другой вырывал мешок со всякой всячиной.
Тут заметил Вакула, что ни галушек, ни кадушки перед ним не было; но вместо того на полу стояли две деревянные миски:
одна была наполнена варениками,
другая сметаною. Мысли его и глаза невольно устремились на эти кушанья. «Посмотрим, — говорил он сам себе, — как будет есть Пацюк вареники. Наклоняться он, верно, не захочет, чтобы хлебать, как галушки, да и нельзя: нужно вареник сперва обмакнуть в сметану».
В
другой комнате послышались голоса, и кузнец не знал, куда деть свои глаза от множества вошедших дам в атласных платьях с длинными хвостами и придворных в шитых золотом кафтанах и с пучками назади. Он только видел
один блеск и больше ничего. Запорожцы вдруг все пали на землю и закричали в
один голос...
Слышно только, как глухо шумит внизу Днепр и с трех сторон,
один за
другим, отдаются удары мгновенно пробудившихся волн.
Нередко бывало по всему миру, что земля тряслась от
одного конца до
другого: то оттого делается, толкуют грамотные люди, что есть где-то близ моря гора, из которой выхватывается пламя и текут горящие реки.
Воевал король Степан с турчином. Уже три недели воюет он с турчином, а все не может его выгнать. А у турчина был паша такой, что сам с десятью янычарами мог порубить целый полк. Вот объявил король Степан, что если сыщется смельчак и приведет к нему того пашу живого или мертвого, даст ему
одному столько жалованья, сколько дает на все войско. «Пойдем, брат, ловить пашу!» — сказал брат Иван Петру. И поехали козаки,
один в
одну сторону,
другой в
другую.
Таким образом, когда
другие разъезжали на обывательских по мелким помещикам, он, сидя на своей квартире, упражнялся в занятиях, сродных
одной кроткой и доброй душе: то чистил пуговицы, то читал гадательную книгу, то ставил мышеловки по углам своей комнаты, то, наконец, скинувши мундир, лежал на постеле.
На
другой день, когда проснулся Иван Федорович, уже толстого помещика не было. Это было
одно только замечательное происшествие, случившееся с ним на дороге. На третий день после этого приближался он к своему хуторку.
Некоторые с лаем кидались под ноги лошадям,
другие бежали сзади, заметив, что ось вымазана салом;
один, стоя возле кухни и накрыв лапою кость, заливался во все горло;
другой лаял издали и бегал взад и вперед, помахивая хвостом и как бы приговаривая: «Посмотрите, люди крещеные, какой я прекрасный молодой человек!» Мальчишки в запачканных рубашках бежали глядеть.
Самое устройство брички, немного набок, то есть так, что правая сторона ее была гораздо выше левой, ей очень нравилось, потому что с
одной стороны может, как она говорила, влезать малорослый, а с
другой — великорослый.
Иван Федорович и тетушка,
один с левой стороны,
другая с правой, влезли в бричку, и она тронулась.
Да что ж эдак рассказывать?
Один выгребает из печки целый час уголь для своей трубки,
другой зачем-то побежал за комору. Что, в самом деле!.. Добро бы поневоле, а то ведь сами же напросились. Слушать так слушать!
Глядь, вокруг него опять то же самое поле: с
одной стороны торчит голубятня, а с
другой гумно.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с
другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни
один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Одно плохо: иной раз славно наешься, а в
другой чуть не лопнешь с голоду, как теперь, например.
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В
одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в
другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Городничий (тихо, Добчинскому).Слушайте: вы побегите, да бегом, во все лопатки, и снесите две записки:
одну в богоугодное заведение Землянике, а
другую жене. (Хлестакову.)Осмелюсь ли я попросить позволения написать в вашем присутствии
одну строчку к жене, чтоб она приготовилась к принятию почтенного гостя?
Городничий (в сторону, с лицом, принимающим ироническое выражение).В Саратовскую губернию! А? и не покраснеет! О, да с ним нужно ухо востро. (Вслух.)Благое дело изволили предпринять. Ведь вот относительно дороги: говорят, с
одной стороны, неприятности насчет задержки лошадей, а ведь, с
другой стороны, развлеченье для ума. Ведь вы, чай, больше для собственного удовольствия едете?