Неточные совпадения
Старухе, продававшей бублики,
почудился сатана
в образине свиньи, который беспрестанно наклонялся над возами, как будто искал чего.
Ему
почудился он громче, чем удар макогона об стену, которым обыкновенно
в наше время мужик прогоняет кутью, за неимением фузеи [Фузея — кремневое ружье.] и пороха.
— Гуляй, козацкая голова! — говорил дюжий повеса, ударив ногою
в ногу и хлопнув руками. — Что за роскошь! Что за воля! Как начнешь беситься —
чудится, будто поминаешь давние годы. Любо, вольно на сердце; а душа как будто
в раю. Гей, хлопцы! Гей, гуляй!..
Кой черт? мне
почудился крик свояченицы на улице; они, дурни, забрали себе
в голову, что я им ровня.
Левко стал пристально вглядываться
в лицо ей. Скоро и смело гналась она за вереницею и кидалась во все стороны, чтобы изловить свою жертву. Тут Левко стал замечать, что тело ее не так светилось, как у прочих: внутри его виделось что-то черное. Вдруг раздался крик: ворон бросился на одну из вереницы, схватил ее, и Левку
почудилось, будто у ней выпустились когти и на лице ее сверкнула злобная радость.
А как еще впутается какой-нибудь родич, дед или прадед, — ну, тогда и рукой махни: чтоб мне поперхнулось за акафистом великомученице Варваре, если не
чудится, что вот-вот сам все это делаешь, как будто залез
в прадедовскую душу или прадедовская душа шалит
в тебе…
Кузнец остановился с своими мешками. Ему
почудился в толпе девушек голос и тоненький смех Оксаны. Все жилки
в нем вздрогнули; бросивши на землю мешки так, что находившийся на дне дьяк заохал от ушибу и голова икнул во все горло, побрел он с маленьким мешком на плечах вместе с толпою парубков, шедших следом за девичьей толпою, между которою ему послышался голос Оксаны.
Ему
почудилось, будто блеснуло
в замке огнем узенькое окошко.
Небо почти все прочистилось. Свежий ветер чуть-чуть навевал с Днепра. Если бы не слышно было издали стенания чайки, то все бы казалось онемевшим. Но вот
почудился шорох… Бурульбаш с верным слугою тихо спрятался за терновник, прикрывавший срубленный засек. Кто-то
в красном жупане, с двумя пистолетами, с саблею при боку, спускался с горы.
И
чудится пану Даниле, что
в светлице блестит месяц, ходят звезды, неясно мелькает темно-синее небо, и холод ночного воздуха пахнул даже ему
в лицо.
И
чудится пану Даниле (тут он стал щупать себя за усы, не спит ли), что уже не небо
в светлице, а его собственная опочивальня: висят на стене его татарские и турецкие сабли; около стен полки, на полках домашняя посуда и утварь; на столе хлеб и соль; висит люлька… но вместо образов выглядывают страшные лица; на лежанке… но сгустившийся туман покрыл все, и стало опять темно.
Глядишь, и не знаешь, идет или не идет его величавая ширина, и
чудится, будто весь вылит он из стекла и будто голубая зеркальная дорога, без меры
в ширину, без конца
в длину, реет и вьется по зеленому миру.
Тут
чудится колдуну, что все
в нем замерло, что недвижный всадник шевелится и разом открыл свои очи; увидел несшегося к нему колдуна и засмеялся.
Ему
чудилось, что будто кто-то сильный влез
в него и ходил внутри его и бил молотами по сердцу, по жилам… так страшно отдался
в нем этот смех!
Со страхом оборотился он: боже ты мой, какая ночь! ни звезд, ни месяца; вокруг провалы; под ногами круча без дна; над головою свесилась гора и вот-вот, кажись, так и хочет оборваться на него! И
чудится деду, что из-за нее мигает какая-то харя: у! у! нос — как мех
в кузнице; ноздри — хоть по ведру воды влей
в каждую! губы, ей-богу, как две колоды! красные очи выкатились наверх, и еще и язык высунула и дразнит!
Он искал случая подойти к Нине, но она все время была занята болтовней с двумя горными студентами, которые наперерыв старались ее рассмешить. И она смеялась, сверкая мелкими белыми зубами, более кокетливая и веселая, чем когда-либо. Однако два или три раза она встретилась глазами с Бобровым, и ему
почудился в ее слегка приподнятых бровях молчаливый, но не враждебный вопрос.
Уже не таким, как прежде, прекрасным казалось теперь Елене ее тело. Она в этом теле находила недостатки, — старательно отыскивала их.
Чудилось в нем нечто отвратительное, — зло, разъедающее и позорящее красоту, как бы налет какой-то, паутина или слизь, которая противна и которую никак не стряхнуть.