Неточные совпадения
— А, так вы покупщик! Как же жаль, право, что
я продала мед купцам так дешево, а
вот ты бы, отец мой, у
меня, верно, его купил.
— Ну, душа,
вот это так!
Вот это хорошо, постой же,
я тебя поцелую за это. — Здесь Ноздрев и Чичиков поцеловались. — И славно: втроем и покатим!
— А
вот же поймал, нарочно поймал! — отвечал Ноздрев. — Теперь
я поведу
тебя посмотреть, — продолжал он, обращаясь к Чичикову, — границу, где оканчивается моя земля.
— Когда
ты не хочешь на деньги, так
вот что, слушай:
я тебе дам шарманку и все, сколько ни есть у
меня, мертвые души, а
ты мне дай свою бричку и триста рублей придачи.
—
Я тебе дам другую бричку.
Вот пойдем в сарай,
я тебе покажу ее!
Ты ее только перекрасишь, и будет чудо бричка.
— Отчего ж неизвестности? — сказал Ноздрев. — Никакой неизвестности! будь только на твоей стороне счастие,
ты можешь выиграть чертову пропасть. Вон она! экое счастье! — говорил он, начиная метать для возбуждения задору. — Экое счастье! экое счастье! вон: так и колотит!
вот та проклятая девятка, на которой
я всё просадил! Чувствовал, что продаст, да уже, зажмурив глаза, думаю себе: «Черт
тебя побери, продавай, проклятая!»
А как кончилось твое ученье: «А
вот теперь
я заведусь своим домком, — сказал
ты, — да не так, как немец, что из копейки тянется, а вдруг разбогатею».
— А, херсонский помещик, херсонский помещик! — кричал он, подходя и заливаясь смехом, от которого дрожали его свежие, румяные, как весенняя роза, щеки. — Что? много наторговал мертвых? Ведь вы не знаете, ваше превосходительство, — горланил он тут же, обратившись к губернатору, — он торгует мертвыми душами! Ей-богу! Послушай, Чичиков! ведь
ты, —
я тебе говорю по дружбе,
вот мы все здесь твои друзья,
вот и его превосходительство здесь, —
я бы
тебя повесил, ей-богу, повесил!
— Поверите ли, ваше превосходительство, — продолжал Ноздрев, — как сказал он
мне: «Продай мертвых душ», —
я так и лопнул со смеха. Приезжаю сюда,
мне говорят, что накупил на три миллиона крестьян на вывод: каких на вывод! да он торговал у
меня мертвых. Послушай, Чичиков, да
ты скотина, ей-богу, скотина,
вот и его превосходительство здесь, не правда ли, прокурор?
Вы не поверите, ваше превосходительство, как мы друг к другу привязаны, то есть, просто если бы вы сказали,
вот,
я тут стою, а вы бы сказали: «Ноздрев! скажи по совести, кто
тебе дороже, отец родной или Чичиков?» — скажу: «Чичиков», ей-богу…
Англичанин стоит и сзади держит на веревке собаку, и под собакой разумеется Наполеон: «Смотри, мол, говорит, если что не так, так
я на
тебя сейчас выпущу эту собаку!» — и
вот теперь они, может быть, и выпустили его с острова Елены, и
вот он теперь и пробирается в Россию, будто бы Чичиков, а в самом деле вовсе не Чичиков.
—
Вот говорит пословица: «Для друга семь верст не околица!» — говорил он, снимая картуз. — Прохожу мимо, вижу свет в окне, дай, думаю себе, зайду, верно, не спит. А!
вот хорошо, что у
тебя на столе чай, выпью с удовольствием чашечку: сегодня за обедом объелся всякой дряни, чувствую, что уж начинается в желудке возня. Прикажи-ка
мне набить трубку! Где твоя трубка?
— Да увезти губернаторскую дочку.
Я, признаюсь, ждал этого, ей-богу, ждал! В первый раз, как только увидел вас вместе на бале, ну уж, думаю себе, Чичиков, верно, недаром… Впрочем, напрасно
ты сделал такой выбор,
я ничего в ней не нахожу хорошего. А есть одна, родственница Бикусова, сестры его дочь, так
вот уж девушка! можно сказать: чудо коленкор!
— А
вот теперь ступай приведи кузнеца, да чтоб в два часа все было сделано. Слышишь? непременно в два часа, а если не будет, так
я тебя,
я тебя… в рог согну и узлом завяжу! — Герой наш был сильно рассержен.
— Дурак! когда захочу продать, так продам. Еще пустился в рассужденья!
Вот посмотрю
я: если
ты мне не приведешь сейчас кузнецов да в два часа не будет все готово, так
я тебе такую дам потасовку… сам на себе лица не увидишь! Пошел! ступай!
Вот ты у
меня постоишь на коленях!
ты у
меня поголодаешь!» И бедный мальчишка, сам не зная за что, натирал себе колени и голодал по суткам.
Как-то в жарком разговоре, а может быть, несколько и выпивши, Чичиков назвал другого чиновника поповичем, а тот, хотя действительно был попович, неизвестно почему обиделся жестоко и ответил ему тут же сильно и необыкновенно резко, именно
вот как: «Нет, врешь,
я статский советник, а не попович, а
вот ты так попович!» И потом еще прибавил ему в пику для большей досады: «Да
вот, мол, что!» Хотя он отбрил таким образом его кругом, обратив на него им же приданное название, и хотя выражение «
вот, мол, что!» могло быть сильно, но, недовольный сим, он послал еще на него тайный донос.
— В самом слове нет ничего оскорбительного, — сказал Тентетников, — но в смысле слова, но в голосе, с которым сказано оно, заключается оскорбленье.
Ты — это значит: «Помни, что
ты дрянь;
я принимаю
тебя потому только, что нет никого лучше, а приехала какая-нибудь княжна Юзякина, —
ты знай свое место, стой у порога».
Вот что это значит!
—
Вот то-то же. Поезжайте-ка вы теперь вперед, а
я за вами. Кучер,
ты, братец, возьми дорогу пониже, через огород. Побеги, телепень Фома Меньшой, снять перегородку. А
я за вами — как тут, прежде чем успеете оглянуться.
— Подпусти и брюкву, и свеклу. А к жаркому
ты сделай
мне вот какую обкладку…
—
Я начинаю думать, Платон, что путешествие может, точно, расшевелить
тебя. У
тебя душевная спячка.
Ты просто заснул, и заснул не от пресыщения или усталости, но от недостатка живых впечатлений и ощущений.
Вот я совершенно напротив.
Я бы очень желал не так живо чувствовать и не так близко принимать к сердцу все, что ни случается.
Неточные совпадения
Аммос Федорович.
Вот тебе на! (Вслух).Господа,
я думаю, что письмо длинно. Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Анна Андреевна. После?
Вот новости — после!
Я не хочу после…
Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал!
Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку;
я сейчас».
Вот тебе и сейчас!
Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто
тебе делает гримасу, когда
ты отвернешься.
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к
тебе в дом целый полк на постой. А если что, велит запереть двери. «
Я тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а
вот ты у
меня, любезный, поешь селедки!»
Хлестаков. Да что?
мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)
Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а
меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко…
Вот еще! смотри
ты какой!..
Я заплачу, заплачу деньги, но у
меня теперь нет.
Я потому и сижу здесь, что у
меня нет ни копейки.
Хлестаков.
Ты растолкуй ему сурьезно, что
мне нужно есть. Деньги сами собою… Он думает, что, как ему, мужику, ничего, если не поесть день, так и другим тоже.
Вот новости!