Неточные совпадения
Хотя почтмейстер был очень речист, но и тот, взявши
в руки карты, тот же час выразил на лице
своем мыслящую физиономию, покрыл нижнею губою верхнюю и сохранил такое положение во все
время игры.
Это займет, впрочем, не много
времени и места, потому что не много нужно прибавить к тому, что уже читатель знает, то есть что Петрушка ходил
в несколько широком коричневом сюртуке с барского плеча и имел, по обычаю людей
своего звания, крупный нос и губы.
— Вы всегда
в деревне проводите
время? — сделал наконец,
в свою очередь, вопрос Чичиков.
Одевшись, подошел он к зеркалу и чихнул опять так громко, что подошедший
в это
время к окну индейский петух — окно же было очень близко от земли — заболтал ему что-то вдруг и весьма скоро на
своем странном языке, вероятно «желаю здравствовать», на что Чичиков сказал ему дурака.
В продолжение немногих минут они вероятно бы разговорились и хорошо познакомились между собою, потому что уже начало было сделано, и оба почти
в одно и то же
время изъявили удовольствие, что пыль по дороге была совершенно прибита вчерашним дождем и теперь ехать и прохладно и приятно, как вошел чернявый его товарищ, сбросив с головы на стол картуз
свой, молодцевато взъерошив рукой
свои черные густые волосы.
В непродолжительном
времени была принесена на стол рябиновка, имевшая, по словам Ноздрева, совершенный вкус сливок, но
в которой, к изумлению, слышна была сивушища во всей
своей силе.
— Да шашку-то, — сказал Чичиков и
в то же
время увидел почти перед самым носом
своим и другую, которая, как казалось, пробиралась
в дамки; откуда она взялась, это один только Бог знал. — Нет, — сказал Чичиков, вставши из-за стола, — с тобой нет никакой возможности играть! Этак не ходят, по три шашки вдруг.
Уездный чиновник пройди мимо — я уже и задумывался: куда он идет, на вечер ли к какому-нибудь
своему брату или прямо к себе домой, чтобы, посидевши с полчаса на крыльце, пока не совсем еще сгустились сумерки, сесть за ранний ужин с матушкой, с женой, с сестрой жены и всей семьей, и о чем будет веден разговор у них
в то
время, когда дворовая девка
в монистах или мальчик
в толстой куртке принесет уже после супа сальную свечу
в долговечном домашнем подсвечнике.
Тут же вскочил он с постели, не посмотрел даже на
свое лицо, которое любил искренно и
в котором, как кажется, привлекательнее всего находил подбородок, ибо весьма часто хвалился им перед кем-нибудь из приятелей, особливо если это происходило во
время бритья.
Об висте решительно позабыли; спорили, кричали, говорили обо всем: об политике, об военном даже деле, излагали вольные мысли, за которые
в другое
время сами бы высекли
своих детей.
Одна из них нарочно прошла мимо его, чтобы дать ему это заметить, и даже задела блондинку довольно небрежно толстым руло
своего платья, а шарфом, который порхал вокруг плеч ее, распорядилась так, что он махнул концом
своим ее по самому лицу;
в то же самое
время позади его из одних дамских уст изнеслось вместе с запахом фиалок довольно колкое и язвительное замечание.
Из буфета ли он вырвался или из небольшой зеленой гостиной, где производилась игра посильнее, чем
в обыкновенный вист,
своей ли волею или вытолкали его, только он явился веселый, радостный, ухвативши под руку прокурора, которого, вероятно, уже таскал несколько
времени, потому что бедный прокурор поворачивал на все стороны
свои густые брови, как бы придумывая средство выбраться из этого дружеского подручного путешествия.
Но
в продолжение того, как он сидел
в жестких
своих креслах, тревожимый мыслями и бессонницей, угощая усердно Ноздрева и всю родню его, и перед ним теплилась сальная свечка, которой светильня давно уже накрылась нагоревшею черною шапкою, ежеминутно грозя погаснуть, и глядела ему
в окна слепая, темная ночь, готовая посинеть от приближавшегося рассвета, и пересвистывались вдали отдаленные петухи, и
в совершенно заснувшем городе, может быть, плелась где-нибудь фризовая шинель, горемыка неизвестно какого класса и чина, знающая одну только (увы!) слишком протертую русским забубенным народом дорогу, —
в это
время на другом конце города происходило событие, которое готовилось увеличить неприятность положения нашего героя.
В то
время, когда обе дамы так удачно и остроумно решили такое запутанное обстоятельство, вошел
в гостиную прокурор с вечно неподвижною
своей физиономией, густыми бровями и моргавшим глазом.
Не откладывая, принялся он немедленно за туалет, отпер
свою шкатулку, налил
в стакан горячей воды, вынул щетку и мыло и расположился бриться, чему, впрочем, давно была пора и
время, потому что, пощупав бороду рукою и взглянув
в зеркало, он уже произнес: «Эк какие пошли писать леса!» И
в самом деле, леса не леса, а по всей щеке и подбородку высыпал довольно густой посев.
В продолжение этого
времени он имел удовольствие испытать приятные минуты, известные всякому путешественнику, когда
в чемодане все уложено и
в комнате валяются только веревочки, бумажки да разный сор, когда человек не принадлежит ни к дороге, ни к сиденью на месте, видит из окна проходящих плетущихся людей, толкующих об
своих гривнах и с каким-то глупым любопытством поднимающих глаза, чтобы, взглянув на него, опять продолжать
свою дорогу, что еще более растравляет нерасположение духа бедного неедущего путешественника.
Нужно знать, что
в то же самое
время начались строжайшие преследования всяких взяток; преследований он не испугался и обратил их тот же час
в свою пользу, показав таким образом прямо русскую изобретательность, являющуюся только во
время прижимок.
Правда,
в таком характере есть уже что-то отталкивающее, и тот же читатель, который на жизненной
своей дороге будет дружен с таким человеком, будет водить с ним хлеб-соль и проводить приятно
время, станет глядеть на него косо, если он очутится героем драмы или поэмы.
А вот пройди
в это
время мимо его какой-нибудь его же знакомый, имеющий чин ни слишком большой, ни слишком малый, он
в ту же минуту толкнет под руку
своего соседа и скажет ему, чуть не фыркнув от смеха: «Смотри, смотри, вон Чичиков, Чичиков пошел!» И потом, как ребенок, позабыв всякое приличие, должное знанию и летам, побежит за ним вдогонку, поддразнивая сзади и приговаривая: «Чичиков!
Но мы стали говорить довольно громко, позабыв, что герой наш, спавший во все
время рассказа его повести, уже проснулся и легко может услышать так часто повторяемую
свою фамилию. Он же человек обидчивый и недоволен, если о нем изъясняются неуважительно. Читателю сполагоря, рассердится ли на него Чичиков или нет, но что до автора, то он ни
в каком случае не должен ссориться с
своим героем: еще не мало пути и дороги придется им пройти вдвоем рука
в руку; две большие части впереди — это не безделица.
Впрочем, ради дочери прощалось многое отцу, и мир у них держался до тех пор, покуда не приехали гостить к генералу родственницы, графиня Болдырева и княжна Юзякина: одна — вдова, другая — старая девка, обе фрейлины прежних
времен, обе болтуньи, обе сплетницы, не весьма обворожительные любезностью
своей, но, однако же, имевшие значительные связи
в Петербурге, и перед которыми генерал немножко даже подличал.
В то
время, когда один пускал кудреватыми облаками трубочный дым, другой, не куря трубки, придумывал, однако же, соответствовавшее тому занятие: вынимал, например, из кармана серебряную с чернью табакерку и, утвердив ее между двух пальцев левой руки, оборачивал ее быстро пальцем правой,
в подобье того как земная сфера обращается около
своей оси, или же просто барабанил по табакерке пальцами, насвистывая какое-нибудь ни то ни се.
Чичиков, со
своей стороны, был очень рад, что поселился на
время у такого мирного и смирного хозяина. Цыганская жизнь ему надоела. Приотдохнуть, хотя на месяц,
в прекрасной деревне,
в виду полей и начинавшейся весны, полезно было даже и
в геморроидальном отношении. Трудно было найти лучший уголок для отдохновения. Весна убрала его красотой несказанной. Что яркости
в зелени! Что свежести
в воздухе! Что птичьего крику
в садах! Рай, радость и ликованье всего! Деревня звучала и пела, как будто новорожденная.
Чичиков заглянул из-под низа ему
в рожу, желая знать, что там делается, и сказал: «Хорош! а еще воображает, что красавец!» Надобно сказать, что Павел Иванович был сурьезно уверен
в том, что Петрушка влюблен
в красоту
свою, тогда как последний
временами позабывал, есть ли у него даже вовсе рожа.
С соболезнованием рассказывал он, как велика необразованность соседей помещиков; как мало думают они о
своих подвластных; как они даже смеялись, когда он старался изъяснить, как необходимо для хозяйства устроенье письменной конторы, контор комиссии и даже комитетов, чтобы тем предохранить всякие кражи и всякая вещь была бы известна, чтобы писарь, управитель и бухгалтер образовались бы не как-нибудь, но оканчивали бы университетское воспитанье; как, несмотря на все убеждения, он не мог убедить помещиков
в том, что какая бы выгода была их имениям, если бы каждый крестьянин был воспитан так, чтобы, идя за плугом, мог читать
в то же
время книгу о громовых отводах.
—
В таком случае, изложите ее письменно. Она пойдет
в комиссию всяких прошений. Комиссия всяких прошений, пометивши, препроводит ее ко мне. От меня поступит она
в комитет сельских дел, там сделают всякие справки и выправки по этому делу. Главноуправляющий вместе с конторою
в самоскорейшем
времени положит
свою резолюцию, и дело будет сделано.
Да ты смотри себе под ноги, а не гляди
в потомство; хлопочи о том, чтобы мужика сделать достаточным да богатым, да чтобы было у него
время учиться по охоте
своей, а не то что с палкой
в руке говорить: «Учись!» Черт знает, с которого конца начинают!..
А денег-то от вас я не возьму, потому что, ей-богу, стыдно
в такое
время думать о
своей прибыли, когда умирают с голода.