Они вились, эти чудные локоны, и часть их, падая из-под шляпки, касалась щеки, тронутой тонким свежим румянцем, проступившим от
вечернего холода.
Неточные совпадения
— И ты прости… — повторил он тоже тихо. В окно смотрел
вечерний сумрак, мутный
холод давил глаза, все странно потускнело, лицо больного стало темным. Раздался шорох и голос Людмилы:
Людмила взяла мать под руку и молча прижалась к ее плечу. Доктор, низко наклонив голову, протирал платком пенсне. В тишине за окном устало вздыхал
вечерний шум города,
холод веял в лица, шевелил волосы на головах. Людмила вздрагивала, по щеке ее текла слеза. В коридоре больницы метались измятые, напуганные звуки, торопливое шарканье ног, стоны, унылый шепот. Люди, неподвижно стоя у окна, смотрели во тьму и молчали.
— Прощайте, добрые люди! — звучал его голос в
холоде вечерних сумерек.
Ему казалось, что этот внезапно наступивший
холод нарушил во всем порядок и согласие, что самой природе жутко, и оттого
вечерние потемки сгустились быстрей, чем надо.
На железнодорожном переезде был опущен шлагбаум: со станции шел курьерский поезд. Марья Васильевна стояла у переезда и ждала, когда он пройдет, и дрожала всем телом от
холода. Было уже видно Вязовье — и школу с зеленой крышей, и церковь, у которой горели кресты, отражая
вечернее солнце; и окна на станции тоже горели, и из локомотива шел розовый дым… И ей казалось, что все дрожит от
холода.