— Я угощаю вас, паны-братья, — так сказал Бульба, —
не в честь того, что вы сделали меня своим атаманом, как ни велика подобная честь, не в честь также прощанья с нашими товарищами: нет, в другое время прилично то и другое; не такая теперь перед нами минута.
Неточные совпадения
Сам с своими козаками производил над ними расправу и положил себе правилом, что
в трех случаях всегда следует взяться за саблю, именно: когда комиссары [Комиссары — польские сборщики податей.]
не уважили
в чем старшин и стояли пред ними
в шапках, когда поглумились над православием и
не почтили предковского закона и, наконец, когда враги были бусурманы и турки, против которых он считал во всяком случае позволительным поднять оружие во славу христианства.
— Теперь благослови, мать, детей своих! — сказал Бульба. — Моли Бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда
честь лыцарскую, [Рыцарскую. (Прим. Н.
В. Гоголя.)] чтобы стояли всегда за веру Христову, а
не то — пусть лучше пропадут, чтобы и духу их
не было на свете! Подойдите, дети, к матери: молитва материнская и на воде и на земле спасает.
Сечь
не любила затруднять себя военными упражнениями и терять время; юношество воспитывалось и образовывалось
в ней одним опытом,
в самом пылу битв, которые оттого были
почти беспрерывны.
— Помилосердствуйте, панове! — сказал Кирдяга. — Где мне быть достойну такой
чести! Где мне быть кошевым! Да у меня и разума
не хватит к отправленью такой должности. Будто уже никого лучшего
не нашлось
в целом войске?
Ни разу
не растерявшись и
не смутившись ни от какого случая, с хладнокровием,
почти неестественным для двадцатидвухлетнего, он
в один миг мог вымерять всю опасность и все положение дела, тут же мог найти средство, как уклониться от нее, но уклониться с тем, чтобы потом верней преодолеть ее.
Остап, сняв шапку, всех поблагодарил козаков-товарищей за
честь,
не стал отговариваться ни молодостью, ни молодым разумом, зная, что время военное и
не до того теперь, а тут же повел их прямо на кучу и уж показал им всем, что недаром выбрали его
в атаманы.
Коли уж на то пошло, что всякий ни во что ставит козацкую
честь, позволив себе плюнуть
в седые усы свои и попрекнуть себя обидным словом, так
не укорит же никто меня.
В чести был он от всех козаков; два раза уже был избираем кошевым и на войнах тоже был сильно добрый козак, но уже давно состарился и
не бывал ни
в каких походах;
не любил тоже и советов давать никому, а любил старый вояка лежать на боку у козацких кругов, слушая рассказы про всякие бывалые случаи и козацкие походы.
Вы слышали от отцов и дедов,
в какой
чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а
не католические недоверки.
— Так вы и разочтите, много ль ему, сердечному, останется, — сказал Патап Максимыч. — Дивить ли после того, что у вас бабы стерлядей грудью кормят да в кринках икру заместо молока возят. Плуты они, мошенники!.. Так ли, Марко Данилыч? Не навык к плутовству, нужда доводит. Как ловцу по чести жить? И честь ведь
не в честь, коли нечего есть! Нет, Марко Данилыч, не пущусь я в ваши промыслы. Бог с ними!
Неточные совпадения
Городничий. Я бы дерзнул… У меня
в доме есть прекрасная для вас комната, светлая, покойная… Но нет, чувствую сам, это уж слишком большая
честь…
Не рассердитесь — ей-богу, от простоты души предложил.
Лука Лукич (летит вон
почти бегом и говорит
в сторону).Ну слава богу! авось
не заглянет
в классы!
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он вас по
почте не отправил куды-нибудь подальше. Слушайте: эти дела
не так делаются
в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши
не слыхали. Вот как
в обществе благоустроенном делается! Ну, вот вы, Аммос Федорович, первый и начните.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего
не знаешь и
не в свое дело
не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…»
В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак
не смеем надеяться на такую
честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна,
не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам,
не то я смертью окончу жизнь свою».
Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего барина. Голос его всегда
почти ровен,
в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но
не любит много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.