Неточные совпадения
И видно было, как то там, то
в другом месте
падал на
землю козак.
Бешеную негу и упоенье он видел
в битве: что-то пиршественное зрелось ему
в те минуты, когда разгорится у человека голова,
в глазах все мелькает и мешается, летят головы, с громом
падают на
землю кони, а он несется, как пьяный,
в свисте пуль
в сабельном блеске, и наносит всем удары, и не слышит нанесенных.
Андрий схватил мешок одной рукой и дернул его вдруг так, что голова Остапа
упала на
землю, а он сам вскочил впросонках и, сидя с закрытыми глазами, закричал что было мочи: «Держите, держите чертова ляха! да ловите коня, коня ловите!» — «Замолчи, я тебя убью!» — закричал
в испуге Андрий, замахнувшись на него мешком.
И вывели на вал скрученных веревками запорожцев. Впереди их был куренной атаман Хлиб, без шаровар и верхнего убранства, — так, как схватили его хмельного. И потупил
в землю голову атаман, стыдясь наготы своей перед своими же козаками и того, что
попал в плен, как собака, сонный.
В одну ночь поседела крепкая голова его.
Все были хожалые, езжалые: ходили по анатольским берегам, по крымским солончакам и степям, по всем речкам большим и малым, которые впадали
в Днепр, по всем заходам [Заход — залив.] и днепровским островам; бывали
в молдавской, волошской,
в турецкой
земле; изъездили всё Черное море двухрульными козацкими челнами;
нападали в пятьдесят челнов
в ряд на богатейшие и превысокие корабли, перетопили немало турецких галер и много-много выстреляли пороху на своем веку.
А уж
упал с воза Бовдюг. Прямо под самое сердце пришлась ему пуля, но собрал старый весь дух свой и сказал: «Не жаль расстаться с светом. Дай бог и всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века Русская
земля!» И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отошедшим старцам, как умеют биться на Русской
земле и, еще лучше того, как умеют умирать
в ней за святую веру.
А на Остапа уже наскочило вдруг шестеро; но не
в добрый час, видно, наскочило: с одного полетела голова, другой перевернулся, отступивши; угодило копьем
в ребро третьего; четвертый был поотважней, уклонился головой от пули, и
попала в конскую грудь горячая пуля, — вздыбился бешеный конь, грянулся о
землю и задавил под собою всадника.
— Не один он думал так, и это верно было: чем дальше — тем горячее в туннеле, тем больше хворало и
падало в землю людей. И всё сильнее текли горячие ключи, осыпалась порода, а двое наших, из Лугано, сошли с ума. Ночами в казарме у нас многие бредили, стонали и вскакивали с постелей в некоем ужасе…
Один только есть у всех существ верный руководитель. Руководитель этот — всемирный дух, который заставляет каждое существо делать то, что ему должно делать: дух этот в дереве велит ему расти к солнцу, в цветке велит ему переходить в семя, в семени велит ему
упасть в землю и прорасти. В человеке дух этот велит ему соединяться любовью с другими существами.
Видит труп оцепенелый; // Прям, недвижим, посинелый, // Длинным саваном обвит. // Страшен милый прежде вид; // Впалы мертвые ланиты; // Мутен взор полуоткрытый; // Руки сложены крестом. // Вдруг привстал… манит перстом… // «Кончен путь: ко мне, Людмила; // Нам постель — темна могила; // За́вес — саван гробовой; // Сладко
спать в земле сырой».
И он вспомнил слова Евангелия: «Истинно, истинно говорю вам, если пшеничное зерно, падши на землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода». «Вот и я
упадаю в землю. Да, истинно, истинно», — думал он.
Неточные совпадения
— Ну, Христос с вами! отведите им по клочку
земли под огороды! пускай сажают капусту и
пасут гусей! — коротко сказала Клемантинка и с этим словом двинулась к дому,
в котором укрепилась Ираидка.
Он
спал на голой
земле и только
в сильные морозы позволял себе укрыться на пожарном сеновале; вместо подушки клал под головы́ камень; вставал с зарею, надевал вицмундир и тотчас же бил
в барабан; курил махорку до такой степени вонючую, что даже полицейские солдаты и те краснели, когда до обоняния их доходил запах ее; ел лошадиное мясо и свободно пережевывал воловьи жилы.
—
Спит душенька на подушечке…
спит душенька на перинушке… а боженька тук-тук! да по головке тук-тук! да по темечку тук-тук! — визжала блаженная, бросая
в Грустилова щепками,
землею и сором.
— Невыгодно! да через три года я буду получать двадцать тысяч годового дохода с этого именья. Вот оно как невыгодно!
В пятнадцати верстах. Безделица! А земля-то какова? разглядите
землю! Всё поемные места. Да я засею льну, да тысяч на пять одного льну отпущу; репой засею — на репе выручу тысячи четыре. А вон смотрите — по косогору рожь поднялась; ведь это все
падаль. Он хлеба не сеял — я это знаю. Да этому именью полтораста тысяч, а не сорок.
Бывало, стоишь, стоишь
в углу, так что колени и спина заболят, и думаешь: «Забыл про меня Карл Иваныч: ему, должно быть, покойно сидеть на мягком кресле и читать свою гидростатику, — а каково мне?» — и начнешь, чтобы напомнить о себе, потихоньку отворять и затворять заслонку или ковырять штукатурку со стены; но если вдруг
упадет с шумом слишком большой кусок на
землю — право, один страх хуже всякого наказания.