Неточные совпадения
— Боже
мой! — стонал тоже Обломов. — Вот хотел посвятить утро дельному труду, а тут расстроили на
целый день! И кто же? свой собственный слуга, преданный, испытанный, а что сказал! И как это он мог?
— Для самого труда, больше ни для чего. Труд — образ, содержание, стихия и
цель жизни, по крайней мере
моей. Вон ты выгнал труд из жизни: на что она похожа? Я попробую приподнять тебя, может быть, в последний раз. Если ты и после этого будешь сидеть вот тут с Тарантьевыми и Алексеевыми, то совсем пропадешь, станешь в тягость даже себе. Теперь или никогда! — заключил он.
— Не знаю, чему приписать, что вы сегодня пели, как никогда не пели, Ольга Сергеевна, по крайней мере, я давно не слыхал. Вот
мой комплимент! — сказал он,
целуя каждый палец у нее.
«Да не это ли — тайная
цель всякого и всякой: найти в своем друге неизменную физиономию покоя, вечное и ровное течение чувства? Ведь это норма любви, и чуть что отступает от нее, изменяется, охлаждается — мы страдаем: стало быть,
мой идеал — общий идеал? — думал он. — Не есть ли это венец выработанности, выяснения взаимных отношений обоих полов?»
«Я посягал на
поцелуй, — с ужасом думал он, — а ведь это уголовное преступление в кодексе нравственности, и не первое, не маловажное! Еще до него есть много степеней: пожатие руки, признание, письмо… Это мы всё прошли. Однако ж, — думал он дальше, выпрямляя голову, —
мои намерения честны, я…»
— Боже
мой! — говорил Обломов. — Да если слушать Штольца, так ведь до тетки век дело не дойдет! Он говорит, что надо начать строить дом, потом дорогу, школы заводить… Этого всего в
целый век не переделаешь. Мы, Ольга, вместе поедем, и тогда…
— Боже
мой, если б я знал, что дело идет об Обломове, мучился ли бы я так! — сказал он, глядя на нее так ласково, с такою доверчивостью, как будто у ней не было этого ужасного прошедшего. На сердце у ней так повеселело, стало празднично. Ей было легко. Ей стало ясно, что она стыдилась его одного, а он не казнит ее, не бежит! Что ей за дело до суда
целого света!
— Не говори, не говори! — остановила его она. — Я опять, как на той неделе, буду
целый день думать об этом и тосковать. Если в тебе погасла дружба к нему, так из любви к человеку ты должен нести эту заботу. Если ты устанешь, я одна пойду и не выйду без него: он тронется
моими просьбами; я чувствую, что я заплачу горько, если увижу его убитого, мертвого! Может быть, слезы…
Потом
целые полки загромождены были пачками, склянками, коробочками с домашними лекарствами, с травами, примочками, пластырями, спиртами, камфарой, с порошками, с куреньями; тут же было
мыло, снадобья для чищенья кружев, выведения пятен и прочее, и прочее — все, что найдешь в любом доме всякой провинции, у всякой домовитой хозяйки.
— Принимаю, Борис Павлыч, твой поклон, как большую честь, — и не даром принимаю — я его заслуживаю. А вот и тебе, за твой честный поступок,
мой поцелуй — не от бабушки, а от женщины.
Результат двух этих опытов был для меня громадный: я узнал положительно, что могу настолько хотеть, что достигну
моей цели, а в этом, повторяю, вся «моя идея»; дальнейшее — все пустяки.
Но если уж я так кровожаден и жестоко расчетлив, что, убив, соскочил лишь для того, чтобы посмотреть, жив ли на меня свидетель или нет, то к чему бы, кажется, возиться над этою новою жертвою
моей целых пять минут, да еще нажить, пожалуй, новых свидетелей?
Неточные совпадения
Целуя, душенька, твою ручку, остаюсь твой: Антон Сквозник-Дмухановский…» Ах, боже
мой!
Хлестаков. Как же, как же, я вдруг. Прощайте, любовь
моя… нет, просто не могу выразить! Прощайте, душенька! (
Целует ее ручку.)
Софья. Ты ею наполнил все
мои чувства. (Бросаясь
целовать его руки.) Где она?..
Так,
мой друг; да я ждал бы, чтобы при всех науках не забывалась главная
цель всех знаний человеческих, благонравие.
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу
целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О
мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.