Старинная связь
была неистребима между ними. Как Илья Ильич не умел ни встать, ни лечь спать, ни
быть причесанным
и обутым, ни отобедать без помощи Захара, так Захар не умел представить себе другого барина, кроме Ильи Ильича, другого существования, как одевать,
кормить его, грубить ему, лукавить, лгать
и в то же время внутренне благоговеть перед ним.
Населилось воображение мальчика странными призраками; боязнь
и тоска засели надолго, может
быть навсегда, в душу. Он печально озирается вокруг
и все видит в жизни вред, беду, все мечтает о той волшебной стороне, где нет зла, хлопот, печалей, где живет Милитриса Кирбитьевна, где так хорошо
кормят и одевают даром…
Как там отец его, дед, дети, внучата
и гости сидели или лежали в ленивом покое, зная, что
есть в доме вечно ходящее около них
и промышляющее око
и непокладные руки, которые обошьют их,
накормят,
напоят, оденут
и обуют
и спать положат, а при смерти закроют им глаза, так
и тут Обломов, сидя
и не трогаясь с дивана, видел, что движется что-то живое
и проворное в его пользу
и что не взойдет завтра солнце, застелют небо вихри, понесется бурный ветр из концов в концы вселенной, а суп
и жаркое явятся у него на столе, а белье его
будет чисто
и свежо, а паутина снята со стены,
и он не узнает, как это сделается, не даст себе труда подумать, чего ему хочется, а оно
будет угадано
и принесено ему под нос, не с ленью, не с грубостью, не грязными руками Захара, а с бодрым
и кротким взглядом, с улыбкой глубокой преданности, чистыми, белыми руками
и с голыми локтями.