Неточные совпадения
Душа его была еще чиста и девственна; она, может быть, ждала своей
любви, своей поры, своей патетической
страсти, а потом, с годами, кажется, перестала ждать и отчаялась.
И потому в мелькнувшем образе Корделии, в огне
страсти Обломова отразилось только одно мгновение, одно эфемерное дыхание
любви, одно ее утро, один прихотливый узор. А завтра, завтра блеснет уже другое, может быть, такое же прекрасное, но все-таки другое…
Но шалости прошли; я стал болен
любовью, почувствовал симптомы
страсти; вы стали задумчивы, серьезны; отдали мне ваши досуги; у вас заговорили нервы; вы начали волноваться, и тогда, то есть теперь только, я испугался и почувствовал, что на меня падает обязанность остановиться и сказать, что это такое.
Чтоб кончить все это разом, ей оставалось одно: заметив признаки рождающейся
любви в Штольце, не дать ей пищи и хода и уехать поскорей. Но она уже потеряла время: это случилось давно, притом надо было ей предвидеть, что чувство разыграется у него в
страсть; да это и не Обломов: от него никуда не уедешь.
Разуму вашему, едва шествие свое начинающему, сие бы было непонятно, а сердцу вашему, не испытавшему самолюбивую в обществе
страсть любви, повесть о сем была бы вам неощутительна, а потому и бесполезна.
Вдруг стукнуло оконце… растворилось. В белых рукавах, в белом переднике, в бледно-розовом сарафане, с распущенными длинными темно-русыми волосами, в венке из свежих васильков, вся облитая сияньем месяца, лукаво улыбаясь и пришуря искрометные глазки, глядит на постника белотелая, полногрудая красавица Дуня. Страстью горячей, ничем не одержимой,
страстью любви пышет она…
Неточные совпадения
Честолюбие была старинная мечта его детства и юности, мечта, в которой он и себе не признавался, но которая была так сильна, что и теперь эта
страсть боролась с его
любовью.
Две
страсти эти не мешали одна другой. Напротив, ему нужно было занятие и увлечение, независимое от его
любви, на котором он освежался и отдыхал от слишком волновавших его впечатлений.
Он чувствовал всю мучительность своего и её положения, всю трудность при той выставленности для глаз всего света, в которой они находились, скрывать свою
любовь, лгать и обманывать; и лгать, обманывать, хитрить и постоянно думать о других тогда, когда
страсть, связывавшая их, была так сильна, что они оба забывали оба всем другом, кроме своей
любви.
Сам я больше неспособен безумствовать под влиянием
страсти; честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проявилось в другом виде, ибо честолюбие есть не что иное, как жажда власти, а первое мое удовольствие — подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство
любви, преданности и страха — не есть ли первый признак и величайшее торжество власти?
Но ничуть не бывало! Следовательно, это не та беспокойная потребность
любви, которая нас мучит в первые годы молодости, бросает нас от одной женщины к другой, пока мы найдем такую, которая нас терпеть не может: тут начинается наше постоянство — истинная бесконечная
страсть, которую математически можно выразить линией, падающей из точки в пространство; секрет этой бесконечности — только в невозможности достигнуть цели, то есть конца.