Неточные совпадения
Захар не старался изменить не только данного ему Богом образа, но и своего костюма,
в котором ходил
в деревне. Платье ему шилось по вывезенному им из деревни образцу. Серый сюртук и жилет нравились ему и потому, что
в этой полуформенной одежде он
видел слабое воспоминание ливреи, которую он носил некогда, провожая покойных
господ в церковь или
в гости; а ливрея
в воспоминаниях его была единственною представительницею достоинства дома Обломовых.
Поэтому для Захара дорог был серый сюртук:
в нем да еще
в кое-каких признаках, сохранившихся
в лице и манерах
барина, напоминавших его родителей, и
в его капризах, на которые хотя он и ворчал, и про себя и вслух, но которые между тем уважал внутренно, как проявление барской воли, господского права,
видел он слабые намеки на отжившее величие.
— Чего вам? — сказал он, придерживаясь одной рукой за дверь кабинета и глядя на Обломова,
в знак неблаговоления, до того стороной, что ему приходилось
видеть барина вполглаза, а
барину видна была только одна необъятная бакенбарда, из которой так и ждешь, что вылетят две-три птицы.
—
Видишь, и сам не знаешь! А там, подумай: ты будешь жить у кумы моей, благородной женщины,
в покое, тихо; никто тебя не тронет; ни шуму, ни гаму, чисто, опрятно. Посмотри-ка, ведь ты живешь точно на постоялом дворе, а еще
барин, помещик! А там чистота, тишина; есть с кем и слово перемолвить, как соскучишься. Кроме меня, к тебе и ходить никто не будет. Двое ребятишек — играй с ними, сколько хочешь! Чего тебе? А выгода-то, выгода какая. Ты что здесь платишь?
Или вовсе ничего не скажет, а тайком поставит поскорей опять на свое место и после уверит
барина, что это он сам разбил; а иногда оправдывается, как
видели в начале рассказа, тем, что и вещь должна же иметь конец, хоть будь она железная, что не век ей жить.
Обломов долго не мог успокоиться; он ложился, вставал, ходил по комнате и опять ложился. Он
в низведении себя Захаром до степени других
видел нарушение прав своих на исключительное предпочтение Захаром особы
барина всем и каждому.
— Ну иди, иди! — отвечал
барин. — Да смотри, не пролей молоко-то. — А ты, Захарка, постреленок, куда опять бежишь? — кричал потом. — Вот я тебе дам бегать! Уж я
вижу, что ты это
в третий раз бежишь. Пошел назад,
в прихожую!
Дома отчаялись уже
видеть его, считая погибшим; но при виде его, живого и невредимого, радость родителей была неописанна. Возблагодарили
Господа Бога, потом напоили его мятой, там бузиной, к вечеру еще малиной, и продержали дня три
в постели, а ему бы одно могло быть полезно: опять играть
в снежки…
Он уж не
видел, что делается на сцене, какие там выходят рыцари и женщины; оркестр гремит, а он и не слышит. Он озирается по сторонам и считает, сколько знакомых
в театре: вон тут, там — везде сидят, все спрашивают: «Что это за
господин входил к Ольге
в ложу?..» — «Какой-то Обломов!» — говорят все.
— И это вздор! — поспешила сказать Анисья,
видя, что она из огня попала
в полымя. — Это Катя только Семену сказала, Семен Марфе, Марфа переврала все Никите, а Никита сказал, что «хорошо, если б ваш
барин, Илья Ильич, посватал барышню…».
Да и Василиса не поверила, — скороговоркой продолжала она, — она еще
в успеньев день говорила ей, а Василисе рассказывала сама няня, что барышня и не думает выходить замуж, что статочное ли дело, чтоб ваш
барин давно не нашел себе невесты, кабы захотел жениться, и что еще недавно она
видела Самойлу, так тот даже смеялся этому: какая, дескать, свадьба?
Неточные совпадения
Пошли порядки старые! // Последышу-то нашему, // Как на беду, приказаны // Прогулки. Что ни день, // Через деревню катится // Рессорная колясочка: // Вставай! картуз долой! // Бог весть с чего накинется, // Бранит, корит; с угрозою // Подступит — ты молчи! //
Увидит в поле пахаря // И за его же полосу // Облает: и лентяи-то, // И лежебоки мы! // А полоса сработана, // Как никогда на
барина // Не работал мужик, // Да невдомек Последышу, // Что уж давно не барская, // А наша полоса!
Люди забывают долг повиновения,
видя в самом
господине своем раба гнусных страстей его.
Простаков. От которого она и на тот свет пошла. Дядюшка ее,
господин Стародум, поехал
в Сибирь; а как несколько уже лет не было о нем ни слуху, ни вести, то мы и считаем его покойником. Мы,
видя, что она осталась одна, взяли ее
в нашу деревеньку и надзираем над ее имением, как над своим.
Вот
в чем дело, батюшка. За молитвы родителей наших, — нам, грешным, где б и умолить, — даровал нам
Господь Митрофанушку. Мы все делали, чтоб он у нас стал таков, как изволишь его
видеть. Не угодно ль, мой батюшка, взять на себя труд и посмотреть, как он у нас выучен?
Но не будем, однако ж, поспешны,
господа мои любезные сотоварищи! размыслим зрело, и, может быть, мы
увидим, что, при благоразумном употреблении, даже горькие вещества могут легко превращаться
в сладкие!