Неточные совпадения
Зачем же все эти тетрадки, на которые изведешь пропасть
бумаги, времени и
чернил? Зачем учебные книги? Зачем же, наконец, шесть-семь лет затворничества, все строгости, взыскания, сиденье и томленье над уроками, запрет бегать, шалить, веселиться, когда еще не все кончено?
— Ну, ты никогда этак не кончишь, — сказал Илья Ильич, — поди-ка к себе, а счеты подай мне завтра, да позаботься о
бумаге и
чернилах… Этакая куча денег! Говорил, чтоб понемножку платить, — нет, норовит все вдруг… народец!
Обломов подошел к своему запыленному столу, сел, взял перо, обмакнул в чернильницу, но
чернил не было, поискал
бумаги — тоже нет.
— Принеси мне
чернил и
бумаги, — отвечал Обломов.
Отчего же? Вероятно,
чернила засохли в чернильнице и
бумаги нет? Или, может быть, оттого, что в обломовском стиле часто сталкиваются который и что, или, наконец, Илья Ильич в грозном клике: теперь или никогда остановился на последнем, заложил руки под голову — и напрасно будит его Захар.
Нет, у него чернильница полна
чернил, на столе лежат письма,
бумага, даже гербовая, притом исписанная его рукой.
— Тебя послушать, так ты и
бумаги не умеешь в управу написать, и письма к домовому хозяину, а к Ольге письмо написал же? Не путал там которого и что? И
бумага нашлась атласная, и
чернила из английского магазина, и почерк бойкий: что?
Неточные совпадения
Хлестаков. Да зачем же?.. А впрочем, тут и
чернила, только
бумаги — не знаю… Разве на этом счете?
Здесь много чиновников. Мне кажется, однако ж, они меня принимают за государственного человека. Верно, я вчера им подпустил пыли. Экое дурачье! Напишу-ка я обо всем в Петербург к Тряпичкину: он пописывает статейки — пусть-ка он их общелкает хорошенько. Эй, Осип, подай мне
бумагу и
чернила!
Хлестаков и Осип с
чернилами и
бумагою.
Иван Антонович как будто бы и не слыхал и углубился совершенно в
бумаги, не отвечая ничего. Видно было вдруг, что это был уже человек благоразумных лет, не то что молодой болтун и вертопляс. Иван Антонович, казалось, имел уже далеко за сорок лет; волос на нем был
черный, густой; вся середина лица выступала у него вперед и пошла в нос, — словом, это было то лицо, которое называют в общежитье кувшинным рылом.
Толстоногий стол, заваленный почерневшими от старинной пыли, словно прокопченными
бумагами, занимал весь промежуток между двумя окнами; по стенам висели турецкие ружья, нагайки, сабля, две ландкарты, какие-то анатомические рисунки, портрет Гуфеланда, [Гуфеланд Христофор (1762–1836) — немецкий врач, автор широко в свое время популярной книги «Искусство продления человеческой жизни».] вензель из волос в
черной рамке и диплом под стеклом; кожаный, кое-где продавленный и разорванный, диван помещался между двумя громадными шкафами из карельской березы; на полках в беспорядке теснились книги, коробочки, птичьи чучелы, банки, пузырьки; в одном углу стояла сломанная электрическая машина.