Неточные совпадения
— А знаешь — ты отчасти прав. Прежде всего скажу, что мои увлечения всегда искренны и не умышленны: — это не волокитство — знай однажды навсегда. И когда мой идол хоть одной чертой подходит
к идеалу, который фантазия сейчас создает мне из него, — у меня само собою доделается остальное, и тогда возникает идеал
счастья, семейного…
— Перед вами являлась лицом
к лицу настоящая живая жизнь,
счастье — и вы оттолкнули его от себя! из чего, для чего?
— Одна, дома, вы вдруг заплачете от
счастья: около вас будет кто-то невидимо ходить, смотреть на вас… И если в эту минуту явится он, вы закричите от радости, вскочите и… и… броситесь
к нему…
Он опять приникал лицом
к ее подушке и мысленно молил не умирать, творил обеты
счастья до самопожертвования.
— Не будьте, однако, слишком сострадательны: кто откажется от страданий, чтоб подойти
к вам, говорить с вами? Кто не поползет на коленях вслед за вами на край света, не только для торжества, для
счастья и победы — просто для одной слабой надежды на победу…
Заботы, дрязги жизни, все исчезнет — одно бесконечное торжество наполняет тебя — одно
счастье глядеть вот так… на тебя… (он подошел
к ней) — взять за руку (он взял за руку) и чувствовать огонь и силу, трепет в организме…
Свидание наедине с Крицкой напомнило ему о его «обязанности
к другу», на которую он так торжественно готовился недавно и от которой отвлекла его Вера. У него даже забилось сердце, когда он оживил в памяти свои намерения оградить домашнее
счастье этого друга.
Она была тоже в каком-то ненарушимо-тихом торжественном покое
счастья или удовлетворения, молча чем-то наслаждалась, была добра, ласкова с бабушкой и Марфенькой и только в некоторые дни приходила в беспокойство, уходила
к себе, или в сад, или с обрыва в рощу, и тогда лишь нахмуривалась, когда Райский или Марфенька тревожили ее уединение в старом доме или напрашивались ей в товарищи в прогулке.
Долго шептали они, много раз бабушка крестила и целовала Марфеньку, пока наконец та заснула на ее плече. Бабушка тихо сложила ее голову на подушку, потом уже встала и молилась в слезах, призывая благословение на новое
счастье и новую жизнь своей внучки. Но еще жарче молилась она о Вере. С мыслью о ней она подолгу склоняла седую голову
к подножию креста и шептала горячую молитву.
Изменялись краски этого волшебного узора, который он подбирал как художник и как нежный влюбленный, изменялся беспрестанно он сам, то падая в прах
к ногам идола, то вставая и громя хохотом свои муки и
счастье.
— И что приобрела этой страшной борьбой? то, что вы теперь бежите от любви, от
счастья, от жизни… от своей Веры! — сказала она, придвигаясь
к нему и кладя руку на плечо.
— Если б я была сильна, вы не уходили бы так отсюда, — а пошли бы со мной туда, на гору, не украдкой, а смело опираясь на мою руку. Пойдемте! хотите моего
счастья и моей жизни? — заговорила она живо, вдруг ослепившись опять надеждой и подходя
к нему. — Не может быть, чтоб вы не верили мне, не может быть тоже, чтоб вы и притворялись, — это было бы преступление! — с отчаянием договорила она. — Что делать, Боже мой! Он не верит, нейдет! Как вразумить вас?
Неизвестность, ревность, пропавшие надежды на
счастье и впереди все те же боли страсти, среди которой он не знал ни тихих дней, ни ночей, ни одной минуты отдыха! Засыпал он мучительно, трудно. Сон не сходил, как друг,
к нему, а являлся, как часовой, сменить другой мукой муку бдения.
Она прислушивалась
к обещанным им благам, читала приносимые им книги, бросалась
к старым авторитетам, сводила их про себя на очную ставку — но не находила ни новой жизни, ни
счастья, ни правды, ничего того, что обещал, куда звал смелый проповедник.
Между тем она, по страстной, нервной натуре своей, увлеклась его личностью, влюбилась в него самого, в его смелость, в самое это стремление
к новому, лучшему — но не влюбилась в его учение, в его новые правды и новую жизнь, и осталась верна старым, прочным понятиям о жизни, о
счастье. Он звал
к новому делу,
к новому труду, но нового дела и труда, кроме раздачи запрещенных книг, она не видела.
Тушин! Да, этот выдержит, не сделает ошибки и наверное достигнет цели. Но ставить Тушина лицом
к лицу с соперником, свести его с человеком, который исподтишка и мимоходом разгромил его надежды на
счастье!
— Я не за тем пришла
к тебе, бабушка, — сказала Вера. — Разве ты не знаешь, что тут все решено давно? Я ничего не хочу, я едва хожу — и если дышу свободно и надеюсь ожить, так это при одном условии — чтоб мне ничего не знать, не слыхать, забыть навсегда… А он напомнил! зовет туда, манит
счастьем, хочет венчаться!.. Боже мой!..
От этого у Тушина, тихо, пока украдкой от него самого, теплился, сквозь горе, сквозь этот хаос чувств, тоски, оскорблений — слабый луч надежды, не на прежнее, конечно, полное, громадное
счастье взаимности, но на
счастье не совсем терять Веру из виду, удержать за собой навсегда ее дружбу и вдалеке когда-нибудь, со временем, усилить ее покойную, прочную симпатию
к себе и… и…
Счастье их слишком молодо и эгоистически захватывало все вокруг. Они никого и ничего почти не замечали, кроме себя. А вокруг были грустные или задумчивые лица. С полудня наконец и молодая чета оглянулась на других и отрезвилась от эгоизма. Марфенька хмурилась и все льнула
к брату. За завтраком никто ничего не ел, кроме Козлова, который задумчиво и грустно один съел машинально блюдо майонеза, вздыхая, глядя куда-то в неопределенное пространство.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Не судьба, батюшка, судьба — индейка: заслуги привели
к тому. (В сторону.)Этакой свинье лезет всегда в рот
счастье!
Артемий Филиппович. Имею честь поздравить с необыкновенным
счастием. Я душевно обрадовался, когда услышал. (Подходит
к ручке Анны Андреевны.)Анна Андреевна! (Подходя
к ручке Марьи Антоновны.)Марья Антоновна!
Добчинский. Марья Антоновна! (Подходит
к ручке.)Честь имею поздравить. Вы будете в большом, большом
счастии, в золотом платье ходить и деликатные разные супы кушать; очень забавно будете проводить время.
Аммос Федорович (еще в дверях).Верить ли слухам, Антон Антонович?
к вам привалило необыкновенное
счастие?
Попа уж мы доведали, // Доведали помещика, // Да прямо мы
к тебе! // Чем нам искать чиновника, // Купца, министра царского, // Царя (еще допустит ли // Нас, мужичонков, царь?) — // Освободи нас, выручи! // Молва идет всесветная, // Что ты вольготно, счастливо // Живешь… Скажи по-божески // В чем
счастие твое?»