Неточные совпадения
Глаза, как у лунатика, широко открыты,
не мигнут; они глядят куда-то и видят живую Софью, как она одна дома мечтает о нем, погруженная в задумчивость,
не замечает, где сидит, или идет без цели по комнате, останавливается, будто внезапно пораженная каким-то новым лучом мысли, подходит к окну, открывает портьеру и погружает любопытный
взгляд в улицу, в живой поток голов и лиц, зорко следит за общественным круговоротом,
не дичится этого шума,
не гнушается грубой толпы, как будто и она стала ее частью, будто понимает, куда так торопливо бежит какой-то господин, с боязнью опоздать; она уже, кажется, знает, что это чиновник, продающий за триста — четыреста рублей в год две трети жизни, кровь, мозг, нервы.
Все время, пока Борис занят был с Марфенькой, бабушка задумчиво глядела на него, опять припоминала в нем черты матери, но
заметила и перемены: убегающую молодость, признаки зрелости, ранние морщины и странный, непонятный ей
взгляд, «мудреное» выражение. Прежде, бывало, она так и читала у него на лице, а теперь там было написано много такого, чего она разобрать
не могла.
Он по
взглядам, какие она обращала к нему, видел, что в ней улыбаются старые воспоминания и что она
не только
не хоронит их в памяти, но передает глазами и ему. Но он сделал вид, что
не заметил того, что в ней происходило.
—
Не говорите, я знаю… — говорила она нежно, — я
заметила два
взгляда, два только… они принадлежали мне, да, признайтесь? О, я чего-то жду и надеюсь…
Взгляд ее то манил, втягивал в себя, как в глубину, то смотрел зорко и проницательно. Он
заметил еще появляющуюся по временам в одну и ту же минуту двойную мину на лице, дрожащий от улыбки подбородок, потом
не слишком тонкий, но стройный, при походке волнующийся стан, наконец, мягкий, неслышимый, будто кошачий шаг.
— Нет, — начал он, — есть ли кто-нибудь, с кем бы вы могли стать вон там, на краю утеса, или сесть в чаще этих кустов — там и скамья есть — и просидеть утро или вечер, или всю ночь, и
не заметить времени, проговорить без умолку или промолчать полдня, только чувствуя счастье — понимать друг друга, и понимать
не только слова, но знать, о чем молчит другой, и чтоб он умел читать в этом вашем бездонном
взгляде вашу душу, шепот сердца… вот что!
— Это правда, —
заметил Марк. — Я пошел бы прямо к делу, да тем и кончил бы! А вот вы сделаете то же, да будете уверять себя и ее, что влезли на высоту и ее туда же затащили — идеалист вы этакий! Порисуйтесь, порисуйтесь! Может быть, и удастся. А то что томить себя вздохами,
не спать, караулить, когда беленькая ручка откинет лиловую занавеску… ждать по неделям от нее ласкового
взгляда…
— Я в Петербург напишу… город в опасности… — торопливо говорил он, поспешно уходя и сгорбившись под ее сверкающим
взглядом,
не смея оглянуться назад.
— Да! Прошу покорно! Я работал, смирял свои
взгляды, желания, молчал,
не замечал тебя: чего мне стоило! А она и
не заметила! Ведь я испытываю себя, а она… Вот и награда!
А у Веры именно такие глаза: она бросит всего один
взгляд на толпу, в церкви, на улице, и сейчас увидит, кого ей нужно, также одним
взглядом и на Волге она
заметит и судно, и лодку в другом месте, и пасущихся лошадей на острове, и бурлаков на барке, и чайку, и дымок из трубы в дальней деревушке. И ум, кажется, у ней был такой же быстрый, ничего
не пропускающий, как глаза.
Вера приходила, уходила, он
замечал это, но
не вздрагивал,
не волновался,
не добивался ее
взгляда, слова и, вставши однажды утром, почувствовал себя совершенно твердым, то есть равнодушным и свободным,
не только от желания добиваться чего-нибудь от Веры, но даже от желания приобретать ее дружбу.
«Упросите, умолите вашего брата — он вас обожает, о,
не защищайтесь — я
заметила его страстные
взгляды…
И
не одному только ревниво-наблюдательному
взгляду Райского или заботливому вниманию бабушки, но и равнодушному свидетелю нельзя было
не заметить, что и лицо, и фигура, и движения «лесничего» были исполнены глубокой симпатии к Вере, сдерживаемой каким-то трогательным уважением.
А ничего этого
не было. Вера явилась тут еще в новом свете. В каждом ее
взгляде и слове, обращенном к Тушину, Райский
заметил прежде всего простоту, доверие, ласку, теплоту, какой он
не заметил у ней в обращении ни с кем, даже с бабушкой и Марфенькой.
И как Вера, это изящное создание, взлелеянное под крылом бабушки, в уютном, как ласточкино гнездо, уголке, этот перл, по красоте, всего края, на которую робко обращались
взгляды лучших женихов, перед которой робели смелые мужчины,
не смея бросить на нее нескромного
взгляда, рискнуть любезностью или комплиментом, — Вера, покорившая даже самовластную бабушку, Вера, на которую ветерок
не дохнул, — вдруг идет тайком на свидание с опасным, подозрительным человеком!
Она
не ужинала, и Тит Никоныч из вежливости сказал, что «
не имеет аппетита». Наконец явился Райский, несколько бледный, и тоже отказался от ужина. Он молча сидел за столом, с каким-то сдержанным выражением в лице, и будто
не замечал изредка обращаемых на него Татьяной Марковной вопросительных
взглядов.
Смирение значит — выносить
взгляд укоризны чистой женщины, бледнеть под этим
взглядом целые годы, всю жизнь, и
не сметь роптать.
Она куталась в плед, чтоб согреться, и взглядывала по временам на Райского, почти
не замечая, что он делает, и все задумывалась, задумывалась, и казалось, будто в глазах ее отражалось течение всей ее молодой, но уже глубоко взволнованной и еще
не успокоенной жизни, жажда покоя, тайные муки и робкое ожидание будущего, — все мелькало во
взгляде.
В последнее мгновение, когда Райский готовился сесть, он оборотился, взглянул еще раз на провожавшую его группу. Он, Татьяна Марковна, Вера и Тушин обменялись
взглядом — и в этом
взгляде, в одном мгновении, вдруг мелькнул как будто всем им приснившийся, тяжелый полугодовой сон, все вытерпенные ими муки… Никто
не сказал ни слова. Ни Марфенька, ни муж ее
не поняли этого
взгляда, —
не заметила ничего и толпившаяся невдалеке дворня.