Неточные совпадения
— У тебя беспокойная натура, — сказал Аянов, — не было строгой
руки и тяжелой школы — вот ты и куролесишь…
Помнишь, ты рассказывал, когда твоя Наташа была жива…
Он так и говорит со стены: «Держи себя достойно», — чего: человека, женщины, что ли? нет, — «достойно рода, фамилии», и если, Боже сохрани, явится человек с вчерашним именем, с добытым собственной головой и
руками значением — «не возводи на него глаз,
помни, ты носишь имя Пахотиных!..» Ни лишнего взгляда, ни смелой, естественной симпатии…
— За этот вопрос дайте еще
руку. Я опять прежний Райский и опять говорю вам: любите, кузина, наслаждайтесь,
помните, что я вам говорил вот здесь… Только не забывайте до конца Райского. Но зачем вы полюбили… графа? — с улыбкой, тихо прибавил он.
— Вот видите, братец, — живо заговорила она, весело бегая глазами по его глазам, усам, бороде, оглядывая
руки, платье, даже взглянув на сапоги, — видите, какая бабушка, говорит, что я не
помню, — а я
помню, вот, право,
помню, как вы здесь рисовали: я тогда у вас на коленях сидела…
А
помните, как вы меня несли через воду одной
рукой, а Верочку посадили на плечо?
Другой сидит по целым часам у ворот, в картузе, и в мирном бездействии смотрит на канаву с крапивой и на забор на противоположной стороне. Давно уж
мнет носовой платок в
руках — и все не решается высморкаться: лень.
— Нет, нет, — всё
помню, всё
помню! — И она вертела его за
руки по комнате.
— Милый Борис! — нежно говорила она, протягивая
руки и маня к себе, —
помните сад и беседку? Разве эта сцена — новость для вас? Подите сюда! — прибавила скороговоркой, шепотом, садясь на диван и указывая ему место возле себя.
«Христа ради!» — шептала она, протягивая
руку, — вы тоже просили меня, Христа ради, не удалять вас… я не отказала…
помните?
— Я не жалуюсь на него,
помните это. Я одна… виновата… а он прав… — едва договорила она с такой горечью, с такой внутренней мукой, что Тушин вдруг взял ее за
руку.
«Не могу, сил нет, задыхаюсь!» — Она налила себе на
руки одеколон, освежила лоб, виски — поглядела опять, сначала в одно письмо, потом в другое, бросила их на стол, твердя: «Не могу, не знаю, с чего начать, что писать? Я не
помню, как я писала ему, что говорила прежде, каким тоном… Все забыла!»
— Не
поминай этого и не тревожь себя напрасно! — говорила бабушка, едва сдерживаясь сама и отирая ей слезы
рукой, — ведь мы положили никогда не говорить об этом…
Он припомнил, как в последнем свидании «честно» предупредил ее. Смысл его слов был тот: «
Помни, я все сказал тебе вперед, и если ты, после сказанного, протянешь
руку ко мне — ты моя: но ты и будешь виновата, а не я…»
Лицо старика, огромное и багровое, странно изменилось, щёки оплыли, точно тесто, зрачки слились с белками в мутные, серо-зелёные пятна, борода тряслась, и красные
руки мяли картуз. Вот он двинул ногой в сторону Палаги и рыкнул:
Гляжу, стоит пан посередь избы, усы гладит, смеется. Роман тут же топчется, шапку в
руках мнет, а Опанас плечом об стенку уперся, стоит себе, бедняга, как тот молодой дубок в непогодку. Нахмурился, невесел…
Неточные совпадения
Кити держала ее за
руку и с страстным любопытством и мольбой спрашивала ее взглядом: «Что же, что же это самое важное, что дает такое спокойствие? Вы знаете, скажите мне!» Но Варенька не понимала даже того, о чем спрашивал ее взгляд Кити. Она
помнила только о том, что ей нынче нужно еще зайти к М-me Berthe и поспеть домой к чаю maman, к 12 часам. Она вошла в комнаты, собрала ноты и, простившись со всеми, собралась уходить.
—
Помни одно, что мне нужно было одно прощение, и ничего больше я не хочу… Отчего ж он не придет? — заговорила она, обращаясь в дверь к Вронскому. — Подойди, подойди! Подай ему
руку.
Он сделался бледен как полотно, схватил стакан, налил и подал ей. Я закрыл глаза
руками и стал читать молитву, не
помню какую… Да, батюшка, видал я много, как люди умирают в гошпиталях и на поле сражения, только это все не то, совсем не то!.. Еще, признаться, меня вот что печалит: она перед смертью ни разу не вспомнила обо мне; а кажется, я ее любил как отец… ну, да Бог ее простит!.. И вправду молвить: что ж я такое, чтоб обо мне вспоминать перед смертью?
Она его не подымает // И, не сводя с него очей, // От жадных уст не отымает // Бесчувственной
руки своей… // О чем теперь ее мечтанье? // Проходит долгое молчанье, // И тихо наконец она: // «Довольно; встаньте. Я должна // Вам объясниться откровенно. // Онегин,
помните ль тот час, // Когда в саду, в аллее нас // Судьба свела, и так смиренно // Урок ваш выслушала я? // Сегодня очередь моя.
— Да, мой друг, — продолжала бабушка после минутного молчания, взяв в
руки один из двух платков, чтобы утереть показавшуюся слезу, — я часто думаю, что он не может ни ценить, ни понимать ее и что, несмотря на всю ее доброту, любовь к нему и старание скрыть свое горе — я очень хорошо знаю это, — она не может быть с ним счастлива; и
помяните мое слово, если он не…