Неточные совпадения
— В вашем вопросе
есть и ответ: «жило», — сказали вы, и — отжило, прибавлю я. А эти, — он указал на улицу, — живут! Как живут — рассказать этого нельзя, кузина. Это значит рассказать вам жизнь вообще, и современную в особенности. Я вот
сколько времени рассказываю вам всячески: в спорах, в примерах, читаю… а все не расскажу.
Тит Никоныч
был джентльмен по своей природе. У него
было тут же, в губернии, душ двести пятьдесят или триста — он хорошенько не знал, никогда в имение не заглядывал и предоставлял крестьянам делать, что хотят, и платить ему оброку,
сколько им заблагорассудится. Никогда он их не поверял. Возьмет стыдливо привезенные деньги, не считая, положит в бюро, а мужикам махнет рукой, чтоб ехали, куда хотят.
А ведь
есть упорство и у него, у Райского! Какие усилия напрягал он, чтоб… сладить с кузиной,
сколько ума, игры воображения, труда положил он, чтоб пробудить в ней огонь, жизнь, страсть… Вот куда уходят эти силы!
— Ведомости о крестьянах, об оброке, о продаже хлеба, об отдаче огородов… Помнишь ли,
сколько за последние года дохода
было? По тысяче четыреста двадцати пяти рублей — вот смотри… — Она хотела щелкнуть на счетах. — Ведь ты получал деньги? Последний раз тебе послано
было пятьсот пятьдесят рублей ассигнациями: ты тогда писал, чтобы не посылать. Я и клала в приказ: там у тебя…
— Вот четыреста шестьдесят три рубля денег — это ваши. В марте мужики принесли за хлеб. Тут по счетам увидите,
сколько внесено в приказ,
сколько отдано за постройку и починку служб, за новый забор, жалованье Савелью — все
есть.
— В конце лета суда с арбузами придут, — продолжала она, —
сколько их тут столпится! Мы покупаем только мочить, а к десерту свои
есть, крупные, иногда в пуд весом бывают. Прошлый год больше пуда один
был, бабушка архиерею отослала.
— Два своих дома, земля, крестьяне,
сколько серебра, хрусталя — а он
будет из угла в угол шататься… как окаянный, как Маркушка бездомный!
Я знаю,
сколько засевается ржи, овса, когда что
поспевает, куда и когда сплавляют хлеб, знаю,
сколько лесу надо мужику, чтоб избу построить…
— Очень часто: вот что-то теперь пропал. Не уехал ли в Колчино, к maman? Надо его побранить, что, не сказавшись, уехал. Бабушка выговор ему сделает: он боится ее… А когда он здесь — не посидит смирно: бегает,
поет. Ах, какой он шалун! И как много кушает! Недавно большую, пребольшую сковороду грибов съел!
Сколько булочек скушает за чаем! Что ни дай, все скушает. Бабушка очень любит его за это. Я тоже его…
Сколько насмешек, пожимания плеч, холодных и строгих взглядов перенес он на пути к своему идеалу! И если б он вышел победителем, вынес на плечах свою задачу и доказал «серьезным людям», что они стремятся к миражу, а он к делу — он бы и
был прав.
— Если б ты знала меня короче — ты бы их все вверила мне,
сколько их ни
есть…
И жертвы
есть, — по мне это не жертвы, но я назову вашим именем, я останусь еще в этом болоте, не знаю
сколько времени,
буду тратить силы вот тут — но не для вас, а прежде всего для себя, потому что в настоящее время это стало моей жизнью, — и я
буду жить, пока
буду счастлив, пока
буду любить.
Бабушка, однако, заметила печаль Марфеньки и —
сколько могла, отвлекла ее внимание от всяких догадок и соображений, успокоила, обласкала и отпустила веселой и беззаботной, обещавши приехать за ней сама, «если она
будет вести себя там умно».
Тушин
был точно непокоен, но не столько от «оскорбленных чувств»,
сколько от заботы о том, что
было с нею после: кончена ли ее драма или нет?
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Человек десять осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С тех пор, как я принял начальство, — может
быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами,
сколько честностью и порядком.
И
был сначала тихонький: // «Платите
сколько можете».
Пей даром
сколько вздумаешь — // На славу угостим!..» // Таким речам неслыханным // Смеялись люди трезвые, // А пьяные да умные // Чуть не плевали в бороду // Ретивым крикунам.
А
был другой — допытывал, // На
сколько в день сработаешь, // По малу ли, по многу ли // Кусков пихаешь в рот?
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то, что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу,
сколько в свете
быть возможно.