Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Человек десять осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С тех пор, как я принял начальство, — может
быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами,
сколько честностью и порядком.
И
был сначала тихонький:
«Платите
сколько можете».
Пей даром
сколько вздумаешь —
На славу угостим!..»
Таким речам неслыханным
Смеялись люди трезвые,
А пьяные да умные
Чуть не плевали в бороду
Ретивым крикунам.
А
был другой — допытывал,
На
сколько в день сработаешь,
По малу ли, по многу ли
Кусков пихаешь в рот?
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то, что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу,
сколько в свете
быть возможно.
Стародум. А! Сколь великой душе надобно
быть в государе, чтоб стать на стезю истины и никогда с нее не совращаться!
Сколько сетей расставлено к уловлению души человека, имеющего в руках своих судьбу себе подобных! И во-первых, толпа скаредных льстецов…
Стародум. Оно и должно
быть залогом благосостояния государства. Мы видим все несчастные следствия дурного воспитания. Ну, что для отечества может выйти из Митрофанушки, за которого невежды-родители платят еще и деньги невеждам-учителям?
Сколько дворян-отцов, которые нравственное воспитание сынка своего поручают своему рабу крепостному! Лет через пятнадцать и выходят вместо одного раба двое, старый дядька да молодой барин.
Сколько затем ни предлагали девке Амальке вопросов, она презрительно молчала;
сколько ни принуждали ее повиниться — не повинилась. Решено
было запереть ее в одну клетку с беспутною Клемантинкой.
—
Сколько лет копил, берег, холил! — роптал он, — что я теперь делать
буду! как без пушек
буду править!
Пчела роилась необыкновенно, так что меду и воску
было отправлено в Византию почти столько же,
сколько при великом князе Олеге.
В унынии и тоске он поспешил в городовое управление, чтоб узнать,
сколько осталось верных ему полицейских солдат, но на дороге
был схвачен заседателем Толковниковым и приведен пред Ираидку.
Градоначальник этот важен не столько как прямой деятель,
сколько как первый зачинатель на том мирном пути, по которому чуть-чуть
было не пошла глуповская цивилизация.
Очевидно, стало
быть, что Беневоленский
был не столько честолюбец,
сколько добросердечный доктринер, [Доктринер — начетчик, человек, придерживающийся заучен — ных, оторванных от жизни истин, принятых правил.] которому казалось предосудительным даже утереть себе нос, если в законах не формулировано ясно, что «всякий имеющий надобность утереть свой нос — да утрет».
— Нужды нет, что он парадов не делает да с полками на нас не ходит, — говорили они, — зато мы при нем, батюшке, свет у́зрили! Теперича, вышел ты за ворота: хошь — на месте сиди; хошь — куда хошь иди! А прежде
сколько одних порядков
было — и не приведи бог!
Бородавкин сначала
было разбежался, но потом вспомнил слова инструкции:"При усмирениях не столько стараться об истреблении,
сколько о вразумлении", — и притих.
Опять все побежали к колокольне, и
сколько тут
было перебито и перетоплено тел народных — того даже приблизительно сообразить невозможно.
В 1762 году недоимочных реестров не
было, а просто взыскивались деньги,
сколько с кого надлежит.
Она поехала в игрушечную лавку, накупила игрушек и обдумала план действий. Она приедет рано утром, в 8 часов, когда Алексей Александрович еще, верно, не вставал. Она
будет иметь в руках деньги, которые даст швейцару и лакею, с тем чтоб они пустили ее, и, не поднимая вуаля, скажет, что она от крестного отца Сережи приехала поздравить и что ей поручено поставить игрушки у кровати сына. Она не приготовила только тех слов, которые она скажет сыну.
Сколько она ни думала об этом, она ничего не могла придумать.
Кроме того, этот вопрос со стороны Левина
был не совсем добросовестен. Хозяйка зa чаем только что говорила ему, что они нынче летом приглашали из Москвы Немца, знатока бухгалтерии, который за пятьсот рублей вознаграждения учел их хозяйство и нашел, что оно приносит убытка 3000 с чем-то рублей. Она не помнила именно
сколько, но, кажется, Немец высчитал до четверти копейки.
Хотя по нескошенному
было мало надежды найти столько же,
сколько по скошенному, Левин обещал Степану Аркадьичу сойтись с ним и пошел со своим спутником дальше по прокошенным и непрокошенным полосам.
Ровесник Вронскому и однокашник, он
был генерал и ожидал назначения, которое могло иметь влияние на ход государственных дел, а Вронский
был, хоть и независимый, и блестящий, и любимый прелестною женщиной, но
был только ротмистром, которому предоставляли
быть независимым
сколько ему угодно.
Не позволяя себе даже думать о том, что
будет, чем это кончится, судя по расспросам о том,
сколько это обыкновенно продолжается, Левин в воображении своем приготовился терпеть и держать свое сердце в руках часов пять, и ему это казалось возможно.
Вронский слушал внимательно, но не столько самое содержание слов занимало его,
сколько то отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с властью и имеющего в этом свои симпатии и антипатии, тогда как для него
были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог
быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим умом и даром слова, так редко встречающимся в той среде, в которой он жил. И, как ни совестно это
было ему, ему
было завидно.
И
сколько бы ни внушали княгине, что в наше время молодые люди сами должны устраивать свою судьбу, он не могла верить этому, как не могла бы верить тому, что в какое бы то ни
было время для пятилетних детей самыми лучшими игрушками должны
быть заряженные пистолеты.
— Да вот, как вы сказали, огонь блюсти. А то не дворянское дело. И дворянское дело наше делается не здесь, на выборах, а там, в своем углу.
Есть тоже свой сословный инстинкт, что должно или не должно. Вот мужики тоже, посмотрю на них другой раз: как хороший мужик, так хватает земли нанять
сколько может. Какая ни
будь плохая земля, всё пашет. Тоже без расчета. Прямо в убыток.
Сколько страхов
было пережито,
сколько мыслей передумано,
сколько денег потрачено,
сколько столкновений с мужем при выдаче замуж старших двух, Дарьи и Натальи!
Сколько раз во время своей восьмилетней счастливой жизни с женой, глядя на чужих неверных жен и обманутых мужей, говорил себе Алексей Александрович: «как допустить до этого? как не развязать этого безобразного положения?» Но теперь, когда беда пала на его голову, он не только не думал о том, как развязать это положение, но вовсе не хотел знать его, не хотел знать именно потому, что оно
было слишком ужасно, слишком неестественно.
Удивительнее же всего
было то, что на вопрос о том,
сколько у ней зубов, Анна ошиблась и совсем не знала про два последние зуба.
—
Сколько таких Англичан, столько же и женщин
будет чиновников, — сказал уже Сергей Иванович.
Он думал это и вместе с тем глядел на часы, чтобы расчесть,
сколько обмолотят в час. Ему нужно
было это знать, чтобы, судя по этому, задать урок на день.
Было ли в лице Левина что-нибудь особенное, или сам Васенька почувствовал, что ce petit brin de cour, [приволакивание,] который он затеял,
был неуместен в этой семье, но он
был несколько (
сколько может
быть светский человек) смущен входом Левина.
Степан Аркадьич чуть заметно улыбнулся, уловив мгновенную и столь знакомую ему перемену в лице Левина, сделавшегося столь же мрачным,
сколько он
был весел минуту тому назад.
Она, так же как и племянница г-жи Шталь, Aline, про которую ей много рассказывала Варенька,
будет, где бы ни жила, отыскивать несчастных, помогать им
сколько можно, раздавать Евангелие, читать Евангелие больным, преступникам, умирающим.
Он пошутил и поговорил, ровно
сколько это
было прилично, и начал занятия.
Но
быть гласным, рассуждать о том,
сколько золотарей нужно и как трубы провести в городе, где я не живу;
быть присяжным и судить мужика, укравшего ветчину, и шесть часов слушать всякий вздор, который мелют защитники и прокуроры, и как председатель спрашивает у моего старика Алешки-дурачка: «признаете ли вы, господин подсудимый, факт похищения ветчины?» — «Ась?»
Но не столько по болезни,
сколько по гордости, как объясняла княгиня, мадам Шталь не
была знакома ни с кем из Русских.
Сколько раз она думала об этом, вспоминая о своей заграничной приятельнице Вареньке, о ее тяжелой зависимости,
сколько раз думала про себя, что с ней самой
будет, если она не выйдет замуж, и
сколько раз спорила об этом с сестрою!
—
Есть, брат! Вот видишь ли, ты знаешь тип женщин Оссиановских… женщин, которых видишь во сне… Вот эти женщины бывают на яву… и эти женщины ужасны. Женщина, видишь ли, это такой предмет, что,
сколько ты ни изучай ее, всё
будет совершенно новое.
Вронский три года не видал Серпуховского. Он возмужал, отпустив бакенбарды, но он
был такой же стройный, не столько поражавший красотой,
сколько нежностью и благородством лица и сложения. Одна перемена, которую заметил в нем Вронский,
было то тихое, постоянное сияние, которое устанавливается на лицах людей, имеющих успех и уверенных в признании этого успеха всеми. Вронский знал это сияние и тотчас же заметил его на Серпуховском.
— И завтра родится сын, мой сын, и он по закону — Каренин, он не наследник ни моего имени, ни моего состояния, и как бы мы счастливы ни
были в семье, и
сколько бы у нас ни
было детей, между мною и ими нет связи.
Не столько потому, что мать сказала ей,
сколько потому, что это
был брат Константина, для Кити эти лица вдруг показались в высшей степени неприятны.
Но такой тон
был общий у всех приказчиков,
сколько их у него ни перебывало.
Она чувствовала, что то положение в свете, которым она пользовалась и которое утром казалось ей столь ничтожным, что это положение дорого ей, что она не
будет в силах променять его на позорное положение женщины, бросившей мужа и сына и соединившейся с любовником; что,
сколько бы она ни старалась, она не
будет сильнее самой себя.
— Поэтому для обрусения инородцев
есть одно средство — выводить как можно больше детей. Вот мы с братом хуже всех действуем. А вы, господа женатые люди, в особенности вы, Степан Аркадьич, действуете вполне патриотически; у вас
сколько? — обратился он, ласково улыбаясь хозяину и подставляя ему крошечную рюмочку.
Столько же доводов
было тогда за этот шаг,
сколько и против, и не
было того решительного повода, который бы заставил его изменить своему правилу: воздерживаться в сомнении; но тетка Анны внушила ему через знакомого, что он уже компрометтировал девушку и что долг чести обязывает его сделать предложение.
Правда,
сколько она могла запомнить свое впечатление в Петербурге у Карениных, ей не нравился самый дом их; что-то
было фальшивое во всем складе их семейного быта.
Сколько раз он говорил себе, что ее любовь
была счастье; и вот она любила его, как может любить женщина, для которой любовь перевесила все блага в жизни, ― и он
был гораздо дальше от счастья, чем когда он поехал за ней из Москвы.
Он не знал того чувства перемены, которое она испытывала после того, как ей дома иногда хотелось капусты с квасом или конфет, и ни того ни другого нельзя
было иметь, а теперь она могла заказать что хотела, купить груды конфет, издержать,
сколько хотела денег и заказать какое хотела пирожное.
Да-с, с большими странностями, и, должно
быть, богатый человек:
сколько у него
было разных дорогих вещиц!..
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что,
сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что
было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне
было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой
была некогда и, верно,
будет когда-нибудь опять.