Неточные совпадения
Верочку в галлерее или в последних рядах кресел, конечно, не замечали; но когда она явилась в ложе 2–го яруса, на нее
было наведено очень много биноклей; а
сколько похвал ей слышал Сторешников, когда, проводив ее, отправился в фойэ! а Серж?
— Во
сколько часов вы
будете у нее?
— Ах, мой милый, да разве трудно до этого додуматься? Ведь я видала семейную жизнь, — я говорю не про свою семью: она такая особенная, — но ведь у меня
есть же подруги, я же бывала в их семействах; боже мой,
сколько неприятностей между мужьями и женами — ты не можешь себе вообразить, мой милый!
Это, мой милый, должно бы
быть очень обидно для женщин; это значит, что их не считают такими же людьми, думают, что мужчина не может унизить своего достоинства перед женщиною, что она настолько ниже его, что,
сколько он ни унижайся перед нею, он все не ровный ей, а гораздо выше ее.
Вот она и выходит к чаю, обнимает мужа: — «каково почивал, миленький?», толкует ему за чаем о разных пустяках и непустяках; впрочем, Вера Павловна — нет, Верочка: она и за утренним чаем еще Верочка —
пьет не столько чай,
сколько сливки; чай только предлог для сливок, их больше половины чашки; сливки — это тоже ее страсть.
А с немецким языком обошелся иначе: нанял угол в квартире, где
было много немцев — мастеровых; угол
был мерзкий, немцы скучны, ходить в Академию
было далеко, а он все-таки выжил тут,
сколько ему
было нужно.
Трудновата
была борьба на этот раз, но зато и
сколько внутреннего удовольствия доставляла она ему, и это удовольствие не пройдет вместе с нею, а
будет греть его грудь долго, до конца жизни.
Сколько хлопот
было Дмитрию достать эту фотографию.
Писал три письма, двое из бравших письма не отыскали старика, третий нашел, и
сколько мучил его, пока удалась действительно превосходная фотография, и как Дмитрий
был счастлив, когда получил ее, и письмо от «святого старика», как он зовет его, письмо, в котором Овэн хвалит меня, со слов его.
Узнав такую историю, все вспомнили, что в то время, месяца полтора или два, а, может
быть, и больше, Рахметов
был мрачноватее обыкновенного, не приходил в азарт против себя,
сколько бы ни кололи ему глаза его гнусною слабостью, то
есть сигарами, и не улыбался широко и сладко, когда ему льстили именем Никитушки Ломова.
Он человек очень хороший, как же не хороший? — я,
сколько вам угодно,
буду хвалить его.
— Вероятно, не совсем в этом, или говорили слова, да не верили друг другу, слыша друг от друга эти слова, а не верили конечно потому, что беспрестанно слышали по всяким другим предметам, а, может
быть, и по этому самому предмету слова в другом духе; иначе как же вы мучились бог знает
сколько времени? и из — за чего?
Сколько времени где я проживу, когда
буду где, — этого нельзя определить, уж и по одному тому, что в числе других дел мне надобно получить деньги с наших торговых корреспондентов; а ты знаешь, милый друг мой» — да, это
было в письме: «милый мой друг», несколько раз
было, чтоб я видела, что он все по-прежнему расположен ко мне, что в нем нет никакого неудовольствия на меня, вспоминает Вера Павловна: я тогда целовала эти слова «милый мой друг», — да,
было так: — «милый мой друг, ты знаешь, что когда надобно получить деньги, часто приходится ждать несколько дней там, где рассчитывал пробыть лишь несколько часов.
И
сколько его слез упало на мои руки, которые
были тогда так бледны, — вот этою теперь уж, конечно, нет; в самом деле, руки у меня хороши, он говорит правду».
65 лет надобно делить на 20 лет,
сколько это
будет? — да, в частном немного больше 2 с половиною — так, 2 целых и шесть десятых.
— Нет, Саша, это так. В разговоре между мною и тобою напрасно хвалить его. Мы оба знаем, как высоко мы думаем о нем; знаем также, что
сколько бы он ни говорил, будто ему
было легко, на самом деле
было не легко; ведь и ты, пожалуй, говоришь, что тебе
было легко бороться с твоею страстью, — все это прекрасно, и не притворство; но ведь не в буквальном же смысле надобно понимать такие резкие уверения, — о, мой друг, я понимаю,
сколько ты страдал… Вот как сильно понимаю это…
Это
было бы очень важно, если бы явились, наконец, женщины — медики. Они
были бы очень полезны для всех женщин. Женщине гораздо легче говорить с женщиною, чем с мужчиною.
Сколько предотвращалось бы тогда страданий, смертей,
сколько несчастий! Надобно попытаться».
Сколько же тут
будет обедающих?
Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее,
сколько можете перенести: настолько
будет светла и добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы умеете перенести в нее из будущего.
Одушевление Катерины Васильевны продолжалось, не ослабевая, а только переходя в постоянное, уже обычное настроение духа, бодрое и живое, светлое. И,
сколько ей казалось, именно это одушевление всего больше привлекало к ней Бьюмонта. А он уж очень много думал о ней, — это
было слишком видно. Послушав два — три раза ее рассказы о Кирсановых, он в четвертый раз уже сказал...
Конечно, первая мысль Катерины Васильевны
была тогда, при первом его вопросе о Кирсановой, что он влюблен в Веру Павловну. Но теперь
было слишком видно, что этого вовсе нет.
Сколько теперь знала его Катерина Васильевна, она даже думала, что Бьюмонт и не способен
быть влюбленным. Любить он может, это так. Но если теперь он любит кого-нибудь, то «меня», думала Катерина Васильевна.
— Случай!
Сколько хотите случаев объясняйте случаем; но когда случаи многочисленны, вы знаете, кроме случайности, которая производит часть их, должна
быть и какая-нибудь общая причина, от которой происходит другая часть. Здесь нельзя предположить никакой другой общей причины, кроме моего объяснения: здравость выбора от силы и проницательности ума.
Все принялись стыдить Никитина. «Это только оттого, что я поперхнулся, а то я могу
пить», — оправдывался он. Стали справляться,
сколько часов. Только еще одиннадцать, с полчаса можно еще поболтать, успеем.
— В Пассаж! — сказала дама в трауре, только теперь она
была уже не в трауре: яркое розовое платье, розовая шляпа, белая мантилья, в руке букет. Ехала она не одна с Мосоловым; Мосолов с Никитиным сидели на передней лавочке коляски, на козлах торчал еще третий юноша; а рядом с дамою сидел мужчина лет тридцати.
Сколько лет
было даме? Неужели 25, как она говорила, а не 20? Но это дело ее совести, если прибавляет.