Неточные совпадения
— Ты на их лицах мельком прочтешь какую-нибудь заботу, или тоску, или радость, или мысль, признак воли: ну,
словом, — движение, жизнь. Немного нужно, чтоб подобрать ключ и
сказать, что тут семья и дети, значит, было прошлое, а там глядит страсть или живой след симпатии, — значит, есть настоящее, а здесь на молодом лице играют надежды, просятся наружу желания и пророчат беспокойное будущее…
— Послушайте, monsieur Чацкий, — остановила она, —
скажите мне по крайней мере отчего я гибну? Оттого что не понимаю новой жизни, не… не поддаюсь… как вы это называете… развитию? Это ваше любимое
слово. Но вы достигли этого развития, да? а я всякий день слышу, что вы скучаете… вы иногда наводите на всех скуку…
— Опять «жизни»: вы только и твердите это
слово, как будто я мертвая! Я предвижу, что будет дальше, —
сказала она, засмеявшись, так что показались прекрасные зубы. — Сейчас дойдем до правил и потом… до любви.
— И я не удивлюсь, —
сказал Райский, — хоть рясы и не надену, а проповедовать могу — и искренно, всюду, где замечу ложь, притворство, злость —
словом, отсутствие красоты, нужды нет, что сам бываю безобразен… Натура моя отзывается на все, только разбуди нервы — и пойдет играть!.. Знаешь что, Аянов: у меня давно засела серьезная мысль — писать роман. И я хочу теперь посвятить все свое время на это.
К удивлению его, Райский
сказал ему от
слова до
слова, что он говорил.
Учитель повторил объяснение. Борис опять слушал, как раздавались
слова: иное учитель
скажет коротко и густо, точно оборвет, другое растянет, будто пропоет, вдруг
слов десять посыплются, как орехи.
— Разве я тебе не говорила? Это председатель палаты, важный человек: солидный, умный, молчит все; а если
скажет, даром
слов не тратит. Его все боятся в городе: что он
сказал, то и свято. Ты приласкайся к нему: он любит пожурить…
— Вот — и
слово дал! — беспокойно
сказала бабушка. Она колебалась. — Имение отдает! Странный, необыкновенный человек! — повторяла она, — совсем пропащий! Да как ты жил, что делал,
скажи на милость! Кто ты на сем свете есть? Все люди как люди. А ты — кто! Вон еще и бороду отпустил — сбрей, сбрей, не люблю!
— Если послушать ее, — продолжала Ульяна Андреевна, — так все сиди на месте, не повороти головы, не взгляни ни направо, ни налево, ни с кем
слова не смей
сказать: мастерица осуждать! А сама с Титом Никонычем неразлучна: тот и днюет и ночует там…
— За
словом в карман не пойдет! —
сказал Козлов. — На каком же условии? Говори! — обратился он к Райскому.
— Приятно слушать: очень, очень умно — я ловлю каждое
слово! —
сказала Крицкая, которая все ловила взгляд Райского, но напрасно.
Любила, чтоб к ней губернатор изредка заехал с визитом, чтобы приезжее из Петербурга важное или замечательное лицо непременно побывало у ней и вице-губернаторша подошла, а не она к ней, после обедни в церкви поздороваться, чтоб, когда едет по городу, ни один встречный не проехал и не прошел, не поклонясь ей, чтобы купцы засуетились и бросили прочих покупателей, когда она явится в лавку, чтоб никогда никто не
сказал о ней дурного
слова, чтобы дома все ее слушались, до того чтоб кучера никогда не курили трубки ночью, особенно на сеновале, и чтоб Тараска не напивался пьян, даже когда они могли бы делать это так, чтоб она не узнала.
А она, кажется, всю жизнь, как по пальцам, знает: ни купцы, ни дворня ее не обманут, в городе всякого насквозь видит, и в жизни своей, и вверенных ее попечению девочек, и крестьян, и в кругу знакомых — никаких ошибок не делает, знает, как где ступить, что
сказать, как и своим и чужим добром распорядиться!
Словом, как по нотам играет!
— Одним
словом, служит! —
сказал Райский.
— Как это ты обмолвился умным
словом, а еще ученый! —
сказал Марк.
Райский решил платить Вере равнодушием, не обращать на нее никакого внимания, но вместо того дулся дня три. При встрече с ней
скажет ей вскользь
слова два, и в этих двух
словах проглядывает досада.
— В кого это ты, батюшка, уродился такой живчик, да на все гораздый? — ласково говорила она. — Батюшка твой, царство ему небесное, был такой серьезный,
слова на ветер не
скажет, и маменьку отучил смеяться.
— Погоди, дай
сказать слово! Где же я браню? Я говорю только, чтоб ты была посерьезнее…
— Не прикажите ему приходить! — сердито заметила Марфенька. — Я с ним теперь
слова не
скажу…
Она проворно переложила книги на стул, подвинула стол на средину комнаты, достала аршин из комода и вся углубилась в отмеривание полотна, рассчитывала полотнища, с свойственным ей нервным проворством, когда одолевала ее охота или необходимость работы, и на Райского ни взгляда не бросила, ни
слова ему не
сказала, как будто его тут не было.
— А еще — вы следите за мной исподтишка: вы раньше всех встаете и ждете моего пробуждения, когда я отдерну у себя занавеску, открою окно. Потом, только лишь я перехожу к бабушке, вы избираете другой пункт наблюдения и следите, куда я пойду, какую дорожку выберу в саду, где сяду, какую книгу читаю, знаете каждое
слово, какое кому
скажу… Потом встречаетесь со мною…
— Одно
слово, Вера,
скажи, отчего ты такая?
— Ваш гимн красоте очень красноречив, cousin, —
сказала Вера, выслушав с улыбкой, — запишите его и отошлите Беловодовой. Вы говорите, что она «выше мира». Может быть, в ее красоте есть мудрость. В моей нет. Если мудрость состоит, по вашим
словам, в том, чтоб с этими правилами и истинами проходить жизнь, то я…
— Вот позвольте к
слову спросить, — живо возразил гость, — вы изволили
сказать «восточный вопрос», и в газетах поминутно пишут восточный вопрос: какой это восточный вопрос?
— Мне нужно бы
сказать вам несколько
слов… — тихо и серьезно добавил он.
Ах, как я его уважаю…
сказала бы…
слово вертится на языке, — но не смею…
И все раздумывал он: от кого другое письмо? Он задумчиво ходил целый день, машинально обедал, не говорил с бабушкой и Марфенькой, ушел от ее гостей, не
сказавши ни
слова, велел Егорке вынести чемодан опять на чердак и ничего не делал.
А та только слушает да молчит, редко кивнет головой или
скажет слово.
— Не влюблена ли? — вполголоса
сказал Райский — и раскаялся; хотелось бы назад взять
слово, да поздно. В бабушку точно камнем попало.
— Да, «ключи», — вдруг ухватилась за
слово бабушка и даже изменилась в лице, — эта аллегория — что она значит? Ты проговорился про какой-то ключ от сердца: что это такое, Борис Павлыч, — ты не мути моего покоя,
скажи, как на духу, если знаешь что-нибудь?
— Я заметил то же, что и вы, — говорил он, — не больше. Ну
скажет ли она мне, если от всех вас таится? Я даже, видите, не знал, куда она ездит, что это за попадья такая — спрашивал, спрашивал — ни
слова! Вы же мне рассказали.
— Куда ему? Умеет он любить! Он даже и
слова о любви не умеет
сказать: выпучит глаза на меня — вот и вся любовь! точно пень! Дались ему книги, уткнет нос в них и возится с ними. Пусть же они и любят его! Я буду для него исправной женой, а любовницей (она сильно потрясла головой) — никогда!
Он не бранил, не
сказал больше ни одного «страшного»
слова… «Громы» умолкли…
Этот атлет по росту и силе, по-видимому не ведающий никаких страхов и опасностей здоровяк, робел перед красивой, слабой девочкой, жался от ее взглядов в угол, взвешивал свои
слова при ней, очевидно сдерживал движения, караулил ее взгляд, не прочтет ли в нем какого-нибудь желания, боялся, не
сказать бы чего-нибудь неловко, не промахнуться, не показаться неуклюжим.
— Вера — молчи, ни
слова больше! Если ты мне
скажешь теперь, что ты любишь меня, что я твой идол, твой бог, что ты умираешь, сходишь с ума по мне — я всему поверю, всему — и тогда…
— Вы
скажите только
слово, можно мне любить вас? Если нет — я уеду — вот прямо из сада и никогда…
Вера долго ходила взволнованная по саду и мало-помалу успокоилась. В беседке она увидела Марфеньку и Викентьева и быстро пошла к ним. Она еще не
сказала ни
слова Марфеньке после новости, которую узнала утром.
—
Скажите еще, сколько раз говорили вы вот эти самые
слова: не каждой ли женщине при каждой встрече?
Райский, не
сказавши никому ни
слова в доме, ушел после обеда на Волгу, подумывая незаметно пробраться на остров, и высматривал место поудобнее, чтобы переправиться через рукав Волги. Переправы тут не было, и он глядел вокруг, не увидит ли какого-нибудь рыбака.
— Да, кажется! — холодно
сказала она, — вчера вы подслушали мои
слова…
Однако она бабушке не
сказала ни
слова, а рассказала только своей приятельнице, Наталье Ивановне, обязав ее тоже никому не говорить.
Вера вечером пришла к ужину, угрюмая, попросила молока, с жадностью выпила стакан и ни с кем не
сказала ни
слова.
— Я не простилась с бабушкой, — продолжала она, не обращая внимания на его
слова, — она не знает,
скажите вы ей, а я уеду на заре.
Чего это ей стоило? Ничего! Она знала, что тайна ее останется тайной, а между тем молчала и как будто умышленно разжигала страсть. Отчего не
сказала? Отчего не дала ему уехать, а просила остаться, когда даже он велел… Егорке принести с чердака чемодан? Кокетничала — стало быть, обманывала его! И бабушке не велела сказывать, честное
слово взяла с него — стало быть, обманывает и ее, и всех!
— Вот теперь дайте руку, —
сказал Марк серьезно, схватив его за руку, — это дело, а не
слова! Козлов рассохнется и служить уже не может. Он останется без угла и без куска… Славная мысль вам в голову пришла.
Тот тонко и лукаво улыбался, выслушав просьбу отца, и
сказал, что на другой день удовлетворит ее, и сдержал
слово, прислал записку самой Беловодовой, с учтивым и почтительным письмом.
— Тише, молчите, помните ваше
слово! — сильным шепотом
сказала она. — Прощайте теперь! Завтра пойдем с вами гулять, потом в город, за покупками, потом туда, на Волгу… всюду! Я жить без вас не могу!.. — прибавила она почти грубо и сильно сжав ему плечо пальцами.
— Бабушке
сказать… — говорил он, бледный от страха, — позволь мне, Вера… отдай мое
слово назад.
Он боялся
сказать слово, боялся пошевелиться, стоял, сложив руки назад, прислонясь к дереву. Она ходила взад и вперед торопливыми, неровными шагами. Потом остановилась и перевела дух.
— Что вы все молчите, так странно смотрите на меня! — говорила она, беспокойно следя за ним глазами. — Я бог знает что наболтала в бреду… это чтоб подразнить вас… отмстить за все ваши насмешки… — прибавила она, стараясь улыбнуться. — Смотрите же, бабушке ни
слова!
Скажите, что я легла, чтоб завтра пораньше встать, и попросите ее… благословить меня заочно… Слышите?