Неточные совпадения
— Что же мне делать, cousin: я не понимаю? Вы сейчас сказали, что для
того,
чтобы понять жизнь, нужно, во-первых, снять портьеру
с нее. Положим, она снята, и я не слушаюсь предков: я знаю, зачем, куда бегут все эти люди, — она указала на улицу, — что их занимает, тревожит: что же нужно, во-вторых?
— Я вспомнила в самом деле одну глупость и когда-нибудь расскажу вам. Я была еще девочкой. Вы увидите, что и у меня были и слезы, и трепет, и краска… et tout се que vous aimez tant! [и все, что вы так любите! (фр.)] Но расскажу
с тем,
чтобы вы больше о любви, о страстях, о стонах и воплях не говорили. А теперь пойдемте к тетушкам.
— Довольно мне одной минуты было, чтоб разглядеть, что это один из
тех chevaliers d’industrie, [рыцарей наживы, проходимцев (фр.).] которые сотнями бегут
с голода из Италии,
чтобы поживиться…
— Что мне за дело? —
с нетерпением сказал Райский, отталкивая книги… — Ты точно бабушка:
та лезет
с какими-то счетами, этот
с книгами! Разве я за
тем приехал,
чтобы вы меня со света гнали?
Жилось ему сносно: здесь не было ни в ком претензии казаться чем-нибудь другим, лучше, выше, умнее, нравственнее; а между
тем на самом деле оно было выше, нравственнее, нежели казалось, и едва ли не умнее. Там, в куче людей
с развитыми понятиями, бьются из
того,
чтобы быть проще, и не умеют; здесь, не думая о
том, все просты, никто не лез из кожи подделаться под простоту.
Любила, чтоб к ней губернатор изредка заехал
с визитом,
чтобы приезжее из Петербурга важное или замечательное лицо непременно побывало у ней и вице-губернаторша подошла, а не она к ней, после обедни в церкви поздороваться, чтоб, когда едет по городу, ни один встречный не проехал и не прошел, не поклонясь ей,
чтобы купцы засуетились и бросили прочих покупателей, когда она явится в лавку, чтоб никогда никто не сказал о ней дурного слова,
чтобы дома все ее слушались, до
того чтоб кучера никогда не курили трубки ночью, особенно на сеновале, и чтоб Тараска не напивался пьян, даже когда они могли бы делать это так, чтоб она не узнала.
— Ну, я все уладил: куда переезжать? Марфенька приняла подарок, но только
с тем,
чтобы и вы приняли. И бабушка поколебалась, но окончательно не решилась, ждет — кажется, что скажете вы. А вы что скажете? Примете, да? как сестра от брата?
Он мимоходом подтвердил Егорке,
чтобы тот принес чемодан
с чердака и приготовил к отъезду.
Он хотя и был возмущен недоверием Веры, почти ее враждой к себе, взволнован загадочным письмом, опять будто ненавидел ее, между
тем дорожил всякими пятью минутами,
чтобы быть
с ней. Теперь еще его жгло желание добиться, от кого письмо.
«Или страсть подай мне, — вопил он бессонный, ворочаясь в мягких пуховиках бабушки в жаркие летние ночи, — страсть полную, в которой я мог бы погибнуть, — я готов, — но
с тем,
чтобы упиться и захлебнуться ею, или скажи решительно, от кого письмо и кого ты любишь, давно ли любишь, невозвратно ли любишь — тогда я и успокоюсь, и вылечусь. Вылечивает безнадежность!»
Райский схватил фуражку, зонтик и пошел проворно в сад,
с тем,
чтобы поближе наблюдать картину, поместиться самому в нее, списать детали и наблюдать свои ощущения.
Не знала она и
того, что рядом
с этой страстью, на которую он сам напросился, которую она, по его настоянию, позволила питать, частию затем, что надеялась этой уступкой угомонить ее, частию повинуясь совету Марка,
чтобы отводить его глаза от обрыва и вместе «проучить» слегка, дружески, добродушно посмеявшись над ним, — не знала она, что у него в душе все еще гнездилась надежда на взаимность, на ответ, если не страсти его,
то на чувство женской дружбы, хоть чего-нибудь.
Райский знал и это и не лукавил даже перед собой, а хотел только утомить чем-нибудь невыносимую боль,
то есть не вдруг удаляться от этих мест и не класть сразу непреодолимой дали между ею и собою,
чтобы не вдруг оборвался этот нерв, которым он так связан был и
с живой, полной прелести, стройной и нежной фигурой Веры, и
с воплотившимся в ней его идеалом, живущим в ее образе вопреки таинственности ее поступков, вопреки его подозрениям в ее страсти к кому-то, вопреки, наконец, его грубым предположениям в ее женской распущенности, в ее отношениях… к Тушину, в котором он более всех подозревал ее героя.
Потом он выбрал дамские часы
с эмалевой доской,
с цепочкой, подарить от себя Марфеньке, и для этого зашел к Титу Никонычу и занял у него двести рублей до завтра,
чтобы не воевать
с бабушкой, которая без боя не дала бы ему промотать столько на подарок и, кроме
того, пожалуй, выдала бы заранее его секрет.
Она поручила свое дитя Марье Егоровне, матери жениха, а последнему довольно серьезно заметила,
чтобы он там, в деревне, соблюдал тонкое уважение к невесте и особенно при чужих людях, каких-нибудь соседях, воздерживался от
той свободы, которою он пользовался при ней и своей матери, в обращении
с Марфенькой, что другие, пожалуй, перетолкуют иначе — словом, чтоб не бегал
с ней там по рощам и садам, как здесь.
Неточные совпадения
Хлестаков. Сделайте милость, садитесь. Я теперь вижу совершенно откровенность вашего нрава и радушие, а
то, признаюсь, я уж думал, что вы пришли
с тем,
чтобы меня… (Добчинскому.)Садитесь.
Артемий Филиппович. Не смея беспокоить своим присутствием, отнимать времени, определенного на священные обязанности… (Раскланивается
с тем,
чтобы уйти.)
Осип. Да, хорошее. Вот уж на что я, крепостной человек, но и
то смотрит,
чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув рукою), — бог
с ним! я человек простой».
Городничий. Я пригласил вас, господа,
с тем,
чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор.
Этак ударит по плечу: «Приходи, братец, обедать!» Я только на две минуты захожу в департамент,
с тем только,
чтобы сказать: «Это вот так, это вот так!» А там уж чиновник для письма, этакая крыса, пером только — тр, тр… пошел писать.