Неточные совпадения
— Что это
ты, мой дружок, как заспался, — сказала Анна Павловна, — даже личико отекло? Дай-ка вытру
тебе глаза и щеки розовой водой.
— Я не столько для себя самой, сколько для
тебя же отговариваю. Зачем
ты едешь? Искать счастья? Да разве
тебе здесь нехорошо? разве мать день-деньской не думает о том, как бы угодить всем твоим прихотям? Конечно,
ты в таких летах, что одни материнские угождения не составляют счастья; да я и не требую этого. Ну, погляди вокруг себя: все смотрят
тебе в глаза. А дочка Марьи Карповны, Сонюшка? Что… покраснел? Как она, моя голубушка —
дай бог ей здоровья — любит
тебя: слышь, третью ночь не спит!
— Да, да, будто я не вижу… Ах! чтоб не забыть: она взяла обрубить твои платки — «я, говорит, сама, сама, никому не
дам, и метку сделаю», — видишь, чего же еще
тебе? Останься!
— Мать твоя правду пишет, — сказал он, —
ты живой портрет покойного брата: я бы узнал
тебя на улице. Но
ты лучше его. Ну, я без церемонии буду продолжать бриться, а
ты садись вот сюда — напротив, чтобы я мог видеть
тебя, и
давай беседовать.
— Полно! какая тут добродетель. От скуки там всякому мерзавцу рады: «Милости просим, кушай, сколько хочешь, только займи как-нибудь нашу праздность, помоги убить время да
дай взглянуть на
тебя — все-таки что-нибудь новое; а кушанья не пожалеем это нам здесь ровно ничего не стоит…» Препротивная добродетель!
— Знаю я эту святую любовь: в твои лета только увидят локон, башмак, подвязку, дотронутся до руки — так по всему телу и побежит святая, возвышенная любовь, а дай-ка волю, так и того… Твоя любовь, к сожалению, впереди; от этого никак не уйдешь, а дело уйдет от
тебя, если не станешь им заниматься.
— Уж
дал! А! — сказал с досадой дядя, — тут отчасти я виноват, что не предупредил
тебя; да я думал, что
ты не до такой степени прост, чтоб через две недели знакомства
давать деньги взаймы. Нечего делать, грех пополам, двенадцать с полтиной считай за мной.
— Да, этот клапан недаром природа
дала человеку — это рассудок, а
ты вот не всегда им пользуешься — жаль! а малый порядочный!
— Да что с
тобой? у
тебя такое праздничное лицо! Асессора, что ли,
тебе дали или крест?
но только как не станет у
тебя «презренного металла», у меня не проси — не
дам…
— Дико, нехорошо, Александр! пишешь
ты уж два года, — сказал Петр Иваныч, — и о наземе, и о картофеле, и о других серьезных предметах, где стиль строгий, сжатый, а все еще дико говоришь. Ради бога, не предавайся экстазу, или, по крайней мере, как эта дурь найдет на
тебя, так уж молчи,
дай ей пройти, путного ничего не скажешь и не сделаешь: выйдет непременно нелепость.
Если б мы жили среди полей и лесов дремучих — так, а то жени вот этакого молодца, как
ты, — много будет проку! в первый год с ума сойдет, а там и пойдет заглядывать за кулисы или
даст в соперницы жене ее же горничную, потому что права-то природы, о которых
ты толкуешь, требуют перемены, новостей — славный порядок! а там и жена, заметив мужнины проказы, полюбит вдруг каски, наряды да маскарады и сделает
тебе того… а без состояния так еще хуже! есть, говорит, нечего!
— Я! опомнись, мать моя:
ты спрятала и мне не
дала. «Вот, говорит, Александр Федорыч приедет, тогда и вам
дам». Какова?
— А
ты дай ему легкий урок…
— Трое, — настойчиво повторил Петр Иваныч. — Первый, начнем по старшинству, этот один. Не видавшись несколько лет, другой бы при встрече отвернулся от
тебя, а он пригласил
тебя к себе, и когда
ты пришел с кислой миной, он с участием расспрашивал, не нужно ли
тебе чего, стал предлагать
тебе услуги, помощь, и я уверен, что
дал бы и денег — да! а в наш век об этот пробный камень споткнется не одно чувство… нет,
ты познакомь меня с ним: он, я вижу, человек порядочный… а по-твоему, коварный.
— Экой какой! Ну, слушай: Сурков мне раза два проговорился, что ему скоро понадобятся деньги. Я сейчас догадался, что это значит, только с какой стороны ветер дует — не мог угадать. Я допытываться, зачем деньги? Он мялся, мялся, наконец сказал, что хочет отделать себе квартиру на Литейной. Я припоминать, что бы такое было на Литейной, — и вспомнил, что Тафаева живет там же и прямехонько против того места, которое он выбрал. Уж и задаток
дал. Беда грозит неминучая, если… не поможешь
ты. Теперь догадался?
— Можно, но не для
тебя. Не бойся: я такого мудреного поручения
тебе не
дам.
Ты вот только что сделай. Ухаживай за Тафаевой, будь внимателен, не
давай Суркову оставаться с ней наедине… ну, просто взбеси его. Мешай ему: он слово,
ты два, он мнение,
ты опровержение. Сбивай его беспрестанно с толку, уничтожай на каждом шагу…
— Что… что…
ты хотела
дать ему урок… только иначе, мягче, по-своему…
— Ну, опять-таки — иногда. Не каждый день: это в самом деле убыточно.
Ты, впрочем, скажи мне, что все это стоит
тебе: я не хочу, чтоб
ты тратился для меня; довольно и того, что
ты хлопочешь.
Ты дай мне счет. Ну, и долго тут Сурков порол горячку. «Они всегда, говорит, прогуливаются вдвоем пешком или в экипаже там, где меньше народу».
— Хорошо, вели
давать! Вот
ты кстати напомнила об обеде. Сурков говорит, что
ты, Александр, там почти каждый день обедаешь, что, говорит, оттого нынче у вас и по пятницам не бывает, что будто вы целые дни вдвоем проводите… черт знает, что врал тут, надоел; наконец я его выгнал. Так и вышло, что соврал. Нынче пятница, а вот
ты налицо!
— Ба, ба, ба! — сказал Петр Иваныч с притворным изумлением, —
тебя ли я слышу? Да не
ты ли говорил — помнишь? — что презираешь человеческую натуру и особенно женскую; что нет сердца в мире, достойного
тебя?.. Что еще
ты говорил?..
дай бог памяти…
— А я думал, не возобновишь ли
ты некоторых знакомств, которые мы совсем оставили? Для этого я хотел
дать бал, чтоб
ты рассеялась, выезжала бы сама…
— Так… я хотел бы
тебе дать несколько советов… насчет будущей твоей жены…
Неточные совпадения
Осип. Постой, прежде
дай отдохнуть. Ах
ты, горемычное житье! На пустое брюхо всякая ноша кажется тяжела.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак!
Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица!
Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я
тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот
тебе и сейчас! Вот
тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и
давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто
тебе делает гримасу, когда
ты отвернешься.
Хлестаков. Я с
тобою, дурак, не хочу рассуждать. (Наливает суп и ест.)Что это за суп?
Ты просто воды налил в чашку: никакого вкусу нет, только воняет. Я не хочу этого супу,
дай мне другого.
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне
дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка
ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!