Неточные совпадения
Как же ему было остаться? Мать желала — это опять другое и очень естественное
дело. В сердце ее отжили все чувства, кроме одного — любви к сыну, и оно жарко ухватилось за этот последний предмет. Не будь его, что же ей
делать? Хоть умирать. Уж давно доказано, что женское сердце не живет без любви.
За этим Петр Иваныч начал
делать свое
дело, как будто тут никого не было, и намыливал щеки, натягивая языком то ту, то другую. Александр был сконфужен этим приемом и не знал, как начать разговор. Он приписал холодность дяди тому, что не остановился прямо у него.
— Советовать — боюсь. Я не ручаюсь за твою деревенскую натуру: выйдет вздор — станешь пенять на меня; а мнение свое сказать, изволь — не отказываюсь, ты слушай или не слушай, как хочешь. Да нет! я не надеюсь на удачу. У вас там свой взгляд на жизнь: как переработаешь его? Вы помешались на любви, на дружбе, да на прелестях жизни, на счастье; думают, что жизнь только в этом и состоит: ах да ох! Плачут, хнычут да любезничают, а
дела не
делают… как я отучу тебя от всего этого? — мудрено!
— Нет! куда! ничего не
сделает. Эта глупая восторженность никуда не годится, ах да ох! не привыкнет он к здешнему порядку: где ему
сделать карьеру! напрасно приезжал… ну, это уж его
дело.
— Я никогда не вмешиваюсь в чужие
дела, но ты сам просил что-нибудь для тебя
сделать; я стараюсь навести тебя на настоящую дорогу и облегчить первый шаг, а ты упрямишься; ну, как хочешь; я говорю только свое мнение, а принуждать не стану, я тебе не нянька.
— Уверен ли ты, что у тебя есть талант? Без этого ведь ты будешь чернорабочий в искусстве — что ж хорошего? Талант — другое
дело: можно работать; много хорошего
сделаешь, и притом это капитал — стоит твоих ста душ.
— Ведь ты подарил, а тебе что за
дело, какое употребление я
сделаю из твоего подарка?..
— А! что ж редактор лжет? Он третьего
дня сказал мне, что ты ничего не
делаешь — прямой журналист! Я ж его, при встрече, отделаю…
И в этот
день, когда граф уже ушел, Александр старался улучить минуту, чтобы поговорить с Наденькой наедине. Чего он не
делал? Взял книгу, которою она, бывало, вызывала его в сад от матери, показал ей и пошел к берегу, думая: вот сейчас прибежит. Ждал, ждал — нейдет. Он воротился в комнату. Она сама читала книгу и не взглянула на него. Он сел подле нее. Она не поднимала глаз, потом спросила бегло, мимоходом, занимается ли он литературой, не вышло ли чего-нибудь нового? О прошлом ни слова.
Не выдержал бедный Александр: приехал на третий
день. Наденька была у решетки сада, когда он подъезжал. Он уж было обрадовался, но только что он стал приближаться к берегу, она, как будто не видя его, повернулась и,
сделав несколько косвенных шагов по дорожке, точно гуляет без цели, пошла домой.
Бестолковая мать приглашает его каждый
день: что же ей
делать?
Я не понимаю этой глупости, которую, правду сказать, большая часть любовников
делают от сотворения мира до наших времен: сердиться на соперника! может ли быть что-нибудь бессмысленней — стереть его с лица земли! за что? за то, что он понравился! как будто он виноват и как будто от этого
дела пойдут лучше, если мы его накажем!
Что бы женщина ни
сделала с тобой, изменила, охладела, поступила, как говорят в стихах, коварно, — вини природу, предавайся, пожалуй, по этому случаю философским размышлениям, брани мир, жизнь, что хочешь, но никогда не посягай на личность женщины ни словом, ни
делом.
— Измена в любви, какое-то грубое, холодное забвение в дружбе… Да и вообще противно, гадко смотреть на людей, жить с ними! Все их мысли, слова,
дела — все зиждется на песке. Сегодня бегут к одной цели, спешат, сбивают друг друга с ног,
делают подлости, льстят, унижаются, строят козни, а завтра — и забыли о вчерашнем и бегут за другим. Сегодня восхищаются одним, завтра ругают; сегодня горячи, нежны, завтра холодны… нет! как посмотришь — страшна, противна жизнь! А люди!..
— Нет ли еще чего? Поищи-ка хорошенько, — спросил Петр Иваныч, осматриваясь кругом, — уж за один бы раз
делать умное
дело. Вон что там это на шкафе за связка?
— Там, где точно есть нелепости, ты их
делаешь очень важно, а где
дело просто и естественно — это у тебя нелепости. Что ж тут нелепого? Разбери, как нелепа сама любовь: игра крови, самолюбие… Да что толковать с тобой: ведь ты все еще веришь в неизбежное назначение кого любить, в симпатию душ!
— Иногда — это разница, — продолжал дядя, — я так и просил; не каждый же
день. Я знал, что он лжет. Что там
делать каждый
день? соскучишься!
А русский? этот еще добросовестнее немца
делал свое
дело. Он почти со слезами уверял Юлию, что существительное имя или глагол есть такая часть речи, а предлог вот такая-то, и наконец достиг, что она поверила ему и выучила наизусть определения всех частей речи. Она могла даже разом исчислить все предлоги, союзы, наречия, и когда учитель важно вопрошал: «А какие суть междометия страха или удивления?» — она вдруг, не переводя духу, проговаривала: «ах, ох, эх, увы, о, а, ну, эге!» И наставник был в восторге.
— Только погодите. Теперь осень наступает, — прибавила она, — съедутся все в город. Тогда я
сделаю визит вашей невесте; мы познакомимся, и я примусь за
дело горячо. Вы не оставляйте ее: я уверена, что вы будете счастливейший муж.
— Да, конечно. Я очень к ней привык, но это не мешает мне
делать свое
дело. Ну, прощай же, приходи.
— Послушай, Александр, шутки в сторону. Это все мелочи; можешь кланяться или не кланяться, посещать общество или нет —
дело не в том. Но вспомни, что тебе, как и всякому, надо
сделать какую-нибудь карьеру. Думаешь ли ты иногда об этом?
— Ты не вправе лежать на боку, когда можешь
делать что-нибудь, пока есть силы. Сделано ли твое
дело?
— Я
делаю дело. Никто не упрекнет меня в праздности. Утро я занят в службе, а трудиться сверх того — это роскошь, произвольная обязанность. Зачем я буду хлопотать?
Я хочу так остаться, как есть: разве я не вправе избрать себе занятие, ниже ли оно моих способностей, или нет — что нужды? если я
делаю дело добросовестно — я исполняю свой долг.
Ведь это я
делал шутя, больше для того, чтоб умерить в тебе восторженность, которая в наш положительный век как-то неуместна, особенно здесь, в Петербурге, где все уравнено, как моды, так и страсти, и
дела, и удовольствия, все взвешено, узнано, оценено… всему назначены границы.
— Этого здесь не минуешь, если хочешь заниматься
делом. У кого не болит поясница? Это почти вроде знака отличия у всякого делового человека… ох! не разогнешь спины. Ну, а что ты, Александр,
делаешь?
— Куда, сударыня! придут, да коли застанут без
дела, так и накинутся. «Что, говорят, ничего не
делаешь? Здесь, говорят, не деревня, надо работать, говорят, а не на боку лежать! Все, говорят, мечтаешь!» А то еще и выбранят…
— Не все ли равно? Вы вскользь
сделали ваше замечание, да и забыли, а я с тех пор слежу за ней пристально и с каждым
днем открываю в ней новые, неутешительные перемены — и вот три месяца не знаю покоя. Как я прежде не видал — не понимаю! Должность и
дела отнимают у меня и время, и здоровье… а вот теперь, пожалуй, и жену.
— Как же не занимать? Ведь я твоя жена! Ты же сам учил меня… а теперь упрекаешь, что я занимаюсь… Я
делаю свое
дело!
— Да! — продолжал Петр Иваныч, — в тридцать с небольшим лет — коллежский советник, хорошее казенное содержание, посторонними трудами зарабатываешь много денег, да еще вовремя женишься на богатой… Да, Адуевы
делают свое
дело! Ты весь в меня, только недостает боли в пояснице…