Неточные совпадения
Тот, про которого говорится, был таков: у него
душ двадцать заложенных и перезаложенных; живет он почти в избе или в каком-то странном здании, похожем
с виду на амбар, — ход где-то сзади, через бревна, подле самого плетня; но он лет двадцать постоянно твердит, что
с будущей весной приступит к стройке нового дома.
Он
с час простоял перед Медным Всадником, но не
с горьким упреком в
душе, как бедный Евгений, [Евгений — герой поэмы А.
С. Пушкина «Медный Всадник» (1833).] а
с восторженной думой.
— Я смотрю
с настоящей — и тебе тоже советую: в дураках не будешь.
С твоими понятиями жизнь хороша там, в провинции, где ее не ведают, — там и не люди живут, а ангелы: вот Заезжалов — святой человек, тетушка твоя — возвышенная, чувствительная
душа, Софья, я думаю, такая же дура, как и тетушка, да еще…
— Вот видите, дядюшка, я думаю, что служба — занятие сухое, в котором не участвует
душа, а
душа жаждет выразиться, поделиться
с ближними избытком чувств и мыслей, переполняющих ее…
— Мы сблизились
с ним. Такая возвышенная
душа, такое честное, благородное направление мыслей! и
с помощником также: это, кажется, человек
с твердой волей,
с железным характером…
В походке, взгляде, во всем обращении Александра было что-то торжественное, таинственное. Он вел себя
с другими, как богатый капиталист на бирже
с мелкими купцами, скромно и
с достоинством, думая про себя: «Жалкие! кто из вас обладает таким сокровищем, как я? кто так умеет чувствовать? чья могучая
душа…» — и проч.
Нет! что ни говорите, а для меня больше упоения — любить всеми силами
души, хоть и страдать, нежели быть любимым, не любя или любя как-то вполовину, для забавы, по отвратительной системе, и играть
с женщиной, как
с комнатной собачонкой, а потом оттолкнуть…
— Нет, мы
с вами никогда не сойдемся, — печально произнес Александр, — ваш взгляд на жизнь не успокаивает, а отталкивает меня от нее. Мне грустно, на
душу веет холод. До сих пор любовь спасала меня от этого холода; ее нет — и в сердце теперь тоска; мне страшно, скучно…
— А ты воображаешь, что ты
с могучей
душой? Вчера от радости был на седьмом небе, а чуть немного того… так и не умеешь перенести горя.
— То же, что и прежде, — отвечала Лизавета Александровна. — Вы думаете, что он говорил вам все это
с сердцем, от
души?
— Там, где точно есть нелепости, ты их делаешь очень важно, а где дело просто и естественно — это у тебя нелепости. Что ж тут нелепого? Разбери, как нелепа сама любовь: игра крови, самолюбие… Да что толковать
с тобой: ведь ты все еще веришь в неизбежное назначение кого любить, в симпатию
душ!
На некоторое время свобода, шумные сборища, беспечная жизнь заставили его забыть Юлию и тоску. Но все одно да одно, обеды у рестораторов, те же лица
с мутными глазами; ежедневно все тот же глупый и пьяный бред собеседников и, вдобавок к этому, еще постоянно расстроенный желудок: нет, это не по нем. Слабый организм тела и
душа Александра, настроенная на грустный, элегический тон, не вынесли этих забав.
Со старыми знакомыми он перестал видеться; приближение нового лица обдавало его холодом. После разговора
с дядей он еще глубже утонул в апатическом сне:
душа его погрузилась в совершенную дремоту. Он предался какому-то истуканному равнодушию, жил праздно, упрямо удалялся от всего, что только напоминало образованный мир.
Он искал беседы людей
с желчным, озлобленным умом,
с ожесточенным сердцем и отводил
душу, слушая злые насмешки над судьбой; или проводил время
с людьми, не равными ему ни по уму, ни по воспитанию, всего чаще со стариком Костяковым,
с которым Заезжалов хотел познакомить Петра Иваныча.
Услужливое воображение, как нарочно, рисовало ему портрет Лизы во весь рост,
с роскошными плечами,
с стройной талией, не забыло и ножку. В нем зашевелилось странное ощущение, опять по телу пробежала дрожь, но не добралась до
души — и замерла. Он разобрал это ощущение от источника до самого конца.
Наконец, когда она, полубольная,
с безнадежностью в
душе, сидела однажды на своем месте под деревом, вдруг послышался ей шорох; она обернулась и задрожала от радостного испуга: перед ней, сложа руки крестом, стоял Александр.
Пришла осень. Желтые листья падали
с деревьев и усеяли берега; зелень полиняла; река приняла свинцовый цвет; небо было постоянно серо; дул холодный ветер
с мелким дождем. Берега реки опустели: не слышно было ни веселых песен, ни смеху, ни звонких голосов по берегам; лодки и барки перестали сновать взад и вперед. Ни одно насекомое не прожужжит в траве, ни одна птичка не защебечет на дереве; только галки и вороны криком наводили уныние на
душу; и рыба перестала клевать.
Мало-помалу Александр успел забыть и Лизу, и неприятную сцену
с ее отцом. Он опять стал покоен, даже весел, часто хохотал плоским шуткам Костякова. Его смешил взгляд этого человека на жизнь. Они строили даже планы уехать куда-нибудь подальше, выстроить на берегу реки, где много рыбы, хижину и прожить там остаток дней.
Душа Александра опять стала утопать в тине скудных понятий и материального быта. Но судьба не дремала, и ему не удавалось утонуть совсем в этой тине.
[Кто жил и мыслил, тот не может в
душе не презирать людей — из «Евгения Онегина» А.
С. Пушкина (гл. 1, строфа XLVI)] Деятельность, хлопоты, заботы, развлечение — все надоело мне.
Я бежал толпы, презирал ее, — а этот немец,
с своей глубокой, сильной
душой,
с поэтической натурой, не отрекается от мира и не бежит от толпы: он гордится ее рукоплесканиями.
— Да; но вы не дали мне обмануться: я бы видел в измене Наденьки несчастную случайность и ожидал бы до тех пор, когда уж не нужно было бы любви, а вы сейчас подоспели
с теорией и показали мне, что это общий порядок, — и я, в двадцать пять лет, потерял доверенность к счастью и к жизни и состарелся
душой. Дружбу вы отвергали, называли и ее привычкой; называли себя, и то, вероятно, шутя, лучшим моим другом, потому разве, что успели доказать, что дружбы нет.
Анна Павловна осталась опять одна. Вдруг глаза ее заблистали; все силы ее
души и тела перешли в зрение: на дороге что-то зачернело. Кто-то едет, но тихо, медленно. Ах! это воз спускается
с горы. Анна Павловна нахмурилась.
— А у меня есть на примете девушка — точно куколка: розовенькая, нежненькая; так, кажется, из косточки в косточку мозжечок и переливается. Талия такая тоненькая, стройная; училась в городе, в пансионе. За ней семьдесят пять
душ да двадцать пять тысяч деньгами, и приданое славное: в Москве делали; и родня хорошая… А? Сашенька? Я уж
с матерью раз за кофеем разговорилась, да шутя и забросила словечко: у ней, кажется, и ушки на макушке от радости…
Он мысленно пробежал свое детство и юношество до поездки в Петербург; вспомнил, как, будучи ребенком, он повторял за матерью молитвы, как она твердила ему об ангеле-хранителе, который стоит на страже
души человеческой и вечно враждует
с нечистым; как она, указывая ему на звезды, говорила, что это очи божиих ангелов, которые смотрят на мир и считают добрые и злые дела людей; как небожители плачут, когда в итоге окажется больше злых, нежели добрых дел, и как радуются, когда добрые дела превышают злые.
Как устаешь там жить и как отдыхаешь
душой здесь, в этой простой, несложной, немудреной жизни! Сердце обновляется, грудь дышит свободнее, а ум не терзается мучительными думами и нескончаемым разбором тяжебных дел
с сердцем: и то, и другое в ладу. Не над чем задумываться. Беззаботно, без тягостной мысли,
с дремлющим сердцем и умом и
с легким трепетом скользишь взглядом от рощи к пашне, от пашни к холму, и потом погружаешь его в бездонную синеву неба».
Для резца неуловим этот блеск мысли в чертах лиц их, эта борьба воли
с страстью, игра не высказываемых языком движений
души с бесчисленными, тонкими оттенками лукавства, мнимого простодушия, гнева и доброты, затаенных радостей и страданий… всех этих мимолетных молний, вырывающихся из концентрической
души…
— Да еще он сегодня сказал, что все свои пятьсот
душ отдает нам теперь же в полное распоряжение,
с тем чтоб выплачивать ему восемь тысяч ежегодно. Жить будем вместе.