Неточные совпадения
— Ну,
что ты, разиня, тут расселся? — отвечала она, как будто он в первый раз тут сидел. — Пусти прочь:
надо полотенце достать.
А там, как
надо что достать в дороге, и пойдешь все перерывать вверх дном!
Вот на какие посылки разложил он весь этот случай. Племянника своего он не знает, следовательно и не любит, а поэтому сердце его не возлагает на него никаких обязанностей:
надо решать дело по законам рассудка и справедливости. Брат его женился, наслаждался супружеской жизнию, — за
что же он, Петр Иваныч, обременит себя заботливостию о братнем сыне, он, не наслаждавшийся выгодами супружества? Конечно, не за
что.
— Дело, кажется, простое, — сказал дядя, — а они бог знает
что заберут в голову… «разумно-деятельная толпа»!! Право, лучше бы тебе остаться там. Прожил бы ты век свой славно: был бы там умнее всех, прослыл бы сочинителем и красноречивым человеком, верил бы в вечную и неизменную дружбу и любовь, в родство, счастье, женился бы и незаметно дожил бы до старости и в самом деле был бы по-своему счастлив; а по-здешнему ты счастлив не будешь: здесь все эти понятия
надо перевернуть вверх дном.
«Нехорошо говорю! — думал он, — любовь и дружба не вечны? не смеется ли
надо мною дядюшка? Неужели здесь такой порядок?
Что же Софье и нравилось во мне особенно, как не дар слова? А любовь ее неужели не вечна?.. И неужели здесь в самом деле не ужинают?»
Он думает и чувствует по-земному, полагает,
что если мы живем на земле, так и не
надо улетать с нее на небо, где нас теперь пока не спрашивают, а заниматься человеческими делами, к которым мы призваны.
Уж я сказал тебе,
что с твоими идеями хорошо сидеть в деревне, с бабой да полдюжиной ребят, а здесь
надо дело делать; для этого беспрестанно
надо думать и помнить,
что делал вчера,
что делаешь сегодня, чтобы знать,
что нужно делать завтра, то есть жить с беспрерывной поверкой себя и своих занятий.
— Я! ах, ах, maman,
что вы! Не я ли говорю: «Пора, maman, обедать», а вы сказали: «Нет,
надо подождать; Александр Федорыч давно не был: верно, придет к обеду».
— Я говорю: «Ну где теперь Александру Федорычу быть? — продолжала Марья Михайловна, — уж половина пятого». — «Нет, говорит, maman,
надо подождать, — он будет». Смотрю, три четверти: «Воля твоя, говорю я, Наденька: Александр Федорыч, верно, в гостях, не будет; я проголодалась». — «Нет, говорит, еще подождать
надо, до пяти часов». Так и проморила меня.
Что, неправда, сударыня?
— Вот
чем бы я вызвала вас, если б вы не пришли еще минуту, — сказала она. — Садитесь, теперь maman уж не придет: она боится сырости. Мне так много, так много
надо сказать вам… ах!
— Это простуда; сохрани боже! не
надо запускать, вы так уходите себя… может воспаление сделаться; и никаких лекарств! Знаете
что? возьмите-ка оподельдоку, да и трите на ночь грудь крепче, втирайте докрасна, а вместо чаю пейте траву, я вам рецепт дам.
— Я был виноват тогда. Теперь буду говорить иначе, даю вам слово: вы не услышите ни одного упрека. Не отказывайте мне, может быть, в последний раз. Объяснение необходимо: ведь вы мне позволили просить у маменьки вашей руки. После того случилось много такого…
что… словом — мне
надо повторить вопрос. Сядьте и продолжайте играть: маменька лучше не услышит; ведь это не в первый раз…
— Послушай, Александр! — начал Петр Иваныч, отирая салфеткой рот и подвигая к племяннику кресло, — я вижу,
что с тобой точно
надо поговорить не шутя.
Надо было заметить,
что ее поражает и ослепляет более всего в нем, и тогда искусно нападать на эти стороны, объяснить их просто, представлять в обыкновенном виде, показать,
что новый герой… так себе… и только для нее надел праздничный наряд…
Надо очертить ее магическим кругом, не очень тесно, чтоб она не заметила границ и не переступила их, хитро овладеть не только ее сердцем — это
что! это скользкое и непрочное обладание, а умом, волей, подчинить ее вкус и нрав своему, чтоб она смотрела на вещи через тебя, думала твоим умом…
—
Чего бояться? нисколько! сделал ошибку — не
надо терять хладнокровия,
надо уметь выпутаться.
— А разве от нее зависело полюбить графа? Сам же твердил,
что не
надо стеснять порывов чувства, а как дело дошло до самого, так зачем полюбила! Зачем такой-то умер, такая-то с ума сошла? — как отвечать на такие вопросы? Любовь должна же кончиться когда-нибудь: она не может продолжаться век.
— Как
чем? Шесть лет вожусь с ним: то он расплачется —
надо утешать, то поди переписывайся с матерью.
— Хандришь, хандришь!
Надо делом заниматься, — сказал Петр Иваныч, протирая глаза, — тогда и людей бранить не станешь, не за
что.
Чем не хороши твои знакомые? всё люди порядочные.
Заговорил что-то о балете и получил в ответ да, когда
надо было сказать нет, и наоборот: ясно,
что его не слушали.
Ему уж не хотелось уезжать. Досада его прошла от брошенного Юлиею ласкового слова на прощанье. Но все видели,
что он раскланивался:
надо было поневоле уходить, и он ушел, оглядываясь как собачонка, которая пошла было вслед за своим господином, но которую гонят назад.
— «Я?» — «Да, вы: кто его познакомил с Julie?»
Надо тебе сказать,
что он со второго дня знакомства с женщиной уж начинает звать ее полуименем.
Вкушая минуту радости, он знал,
что ее
надо выкупить страданием, и хандра опять находила на него.
— Сжальтесь
надо мной! — заговорила она, — не покидайте меня;
что я теперь без вас буду делать? я не вынесу разлуки. Я умру! Подумайте: женщины любят иначе, нежели мужчины: нежнее, сильнее. Для них любовь — все, особенно для меня: другие кокетничают, любят свет, шум, суету; я не привыкла к этому, у меня другой характер. Я люблю тишину, уединение, книги, музыку, но вас более всего на свете…
— Послушай, Александр, шутки в сторону. Это все мелочи; можешь кланяться или не кланяться, посещать общество или нет — дело не в том. Но вспомни,
что тебе, как и всякому,
надо сделать какую-нибудь карьеру. Думаешь ли ты иногда об этом?
— Э! ma tante! охота вам смеяться
надо мной! Вы забыли русскую пословицу: лежачего не бьют. У меня таланта нет, решительно нет. У меня есть чувство, была горячая голова; мечты я принял за творчество и творил. Недавно еще я нашел кое-что из старых грехов, прочел — и самому смешно стало. Дядюшка прав,
что принудил меня сжечь все,
что было. Ах, если б я мог воротить прошедшее! Не так я распорядился им.
— То есть я старался представить тебе жизнь, как она есть, чтоб ты не забирал себе в голову,
чего нет. Я помню, каким ты молодцом приехал из деревни:
надо ж было предостеречь тебя,
что здесь таким быть нельзя. Я предостерег тебя, может быть, от многих ошибок и глупостей: если б не я, ты бы их еще не столько наделал!
Я доказывал тебе,
что человеку вообще везде, а здесь в особенности,
надо работать, и много работать, даже до боли в пояснице… цветов желтых нет, есть чины, деньги: это гораздо лучше!
— Так непременно и
надо следовать всему,
что выдумает твой век? — спросила она, — так все и свято, все и правда?
— Свято и это,
что все
надо рассматривать, все рассчитывать и обдумывать, не позволять себе забыться, помечтать, увлечься хоть и обманом, лишь бы быть оттого счастливым?..
— Не за
что! Прощай, Александр! Не
надо ли денег на дорогу?
— Куда, сударыня! придут, да коли застанут без дела, так и накинутся. «
Что, говорят, ничего не делаешь? Здесь, говорят, не деревня,
надо работать, говорят, а не на боку лежать! Все, говорят, мечтаешь!» А то еще и выбранят…
Нет, не пластической красоты
надо искать в северных красавицах: они — не статуи; им не дались античные позы, в которых увековечилась красота греческих женщин, да не из
чего и строить этих поз: нет тех безукоризненно правильных контуров тела…
—
Что же мне сказать? Тут, я думаю, голос доктора важнее моего.
Надо ехать, если он советует.
—
Что, дядюшка, — спросил Александр шепотом, — это так и
надо?
Неточные совпадения
Легко вдруг стало: чудилось, //
Что кто-то наклоняется // И шепчет
надо мной: // «Усни, многокручинная!
Замолкла Тимофеевна. // Конечно, наши странники // Не пропустили случая // За здравье губернаторши // По чарке осушить. // И видя,
что хозяюшка // Ко стогу приклонилася, // К ней подошли гуськом: // «
Что ж дальше?» // — Сами знаете: // Ославили счастливицей, // Прозвали губернаторшей // Матрену с той поры… //
Что дальше? Домом правлю я, // Ращу детей… На радость ли? // Вам тоже
надо знать. // Пять сыновей! Крестьянские // Порядки нескончаемы, — // Уж взяли одного!
А если и действительно // Свой долг мы ложно поняли // И наше назначение // Не в том, чтоб имя древнее, // Достоинство дворянское // Поддерживать охотою, // Пирами, всякой роскошью // И жить чужим трудом, // Так
надо было ранее // Сказать…
Чему учился я? //
Что видел я вокруг?.. // Коптил я небо Божие, // Носил ливрею царскую. // Сорил казну народную // И думал век так жить… // И вдруг… Владыко праведный!..»
Сперва понять вам
надо бы, //
Что значит слово самое: // Помещик, дворянин.
У каждого крестьянина // Душа
что туча черная — // Гневна, грозна, — и
надо бы // Громам греметь оттудова, // Кровавым лить дождям, // А все вином кончается. // Пошла по жилам чарочка — // И рассмеялась добрая // Крестьянская душа! // Не горевать тут надобно, // Гляди кругом — возрадуйся! // Ай парни, ай молодушки, // Умеют погулять! // Повымахали косточки, // Повымотали душеньку, // А удаль молодецкую // Про случай сберегли!..