Неточные совпадения
Мы, не зная, каково это блюдо, брали доверчиво в рот; но тогда начинались различные затруднения: один останавливался и недоумевал, как поступить с тем, что у него во рту; иной, проглотив вдруг, делал гримасу, как будто
говорил по-английски; другой поспешно проглатывал и метался запивать, а некоторые, в том числе и
барон, мужественно покорились своей участи.
Игрок
говорил с
бароном, Посьет с английским доктором.
Как много
барон съел мяса и живности, Зеленый фруктов, я всего — и
говорить нечего.
Поэтому мне очень интересно взглянуть на русский тип», —
говорил он, поглядывая с величайшим вниманием на
барона Крюднера, на нашего доктора Вейриха и на Посьета: а они все трое были не русского происхождения.
Пока мы
говорили с ним,
барон исчез.
«Напрасно мы не закусили здесь! —
говорил барон, — ведь с нами есть мясо, куры…» Но мы уже ехали дальше.
Зато Леру вынес нам множество банок… со змеями, потом камни, шкуры тигров и т. п. «Ну, последние времена пришли! —
говорил барон, — просишь у ближнего хлеба, а он дает камень, вместо рыбы — змею».
Хотя у нас еще не успел пробудиться аппетит, однако ж мы с
бароном Крюднером отправились «посмотреть, что едят», как он
говорил.
— «Вот мы спросим», —
говорил барон и искал глазами, кого бы спросить.
Я смотрю на него, что он такое
говорит. Я попался: он не англичанин, я в гостях у американцев, а хвалю англичан. Сидевший напротив меня
барон Крюднер закашлялся своим смехом. Но кто ж их разберет:
говорят, молятся, едят одинаково и одинаково ненавидят друг друга!
«Этот спорт, — заметил мне
барон Крюднер, которому я все это
говорил, — служит только маской скудоумия или по крайней мере неспособности употребить себя как-нибудь лучше…» Может быть, это правда; но зато как англичане здоровы от этих упражнений спорта, который входит у них в систему воспитания юношества!
«Мы их догоним, —
говорил барон, — тяни шкот! тяни шкот!» — командовал он беспрестанно.
После этого происшествия у гроба я не спал целую ночь, и с этого случая меня не оставляло чувство необъяснимой и страшной тревоги. Бабушка была схоронена, а я, по приглашению баронессы и по совету барона Андрея Васильевича, перешел жить во флигель старушки.
Барон говорил:
Графиня и Артур сели на траву и принялись вспоминать былое…Они вспоминали, но не касались ни любви, ни разрыва…Разговор вертелся около венского житья-бытья, дома Гейленштралей, артистов, вечерних прогулок…
Барон говорил и пил. Графиня отказалась от вина. Выпив бутылку, Артур слегка опьянел; он начал хохотать, острить, говорить колкости.
В этом монологе, когда
барон говорит, что, возвращаясь на родину, он думал исправлять закоренелые глупости, покрытые столетним мраком предрассудков; «О!
Неточные совпадения
Хлестаков. Да, и в журналы помещаю. Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция
говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под именем
барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
Появление Обломова в доме не возбудило никаких вопросов, никакого особенного внимания ни в тетке, ни в
бароне, ни даже в Штольце. Последний хотел познакомить своего приятеля в таком доме, где все было немного чопорно, где не только не предложат соснуть после обеда, но где даже неудобно класть ногу на ногу, где надо быть свежеодетым, помнить, о чем
говоришь, — словом, нельзя ни задремать, ни опуститься, и где постоянно шел живой, современный разговор.
— Брось сковороду, пошла к барину! — сказал он Анисье, указав ей большим пальцем на дверь. Анисья передала сковороду Акулине, выдернула из-за пояса подол, ударила ладонями по бедрам и, утерев указательным пальцем нос, пошла к барину. Она в пять минут успокоила Илью Ильича, сказав ему, что никто о свадьбе ничего не
говорил: вот побожиться не грех и даже образ со стены снять, и что она в первый раз об этом слышит;
говорили, напротив, совсем другое, что
барон, слышь, сватался за барышню…
Так мечтала она, и побежала к
барону, и искусно предупредила его, чтоб он до времени об этой новости не
говорил никому, решительно никому. Под этим никому она разумела одного Обломова.
— Ты похорошела на даче, Ольга, —
говорила ей тетка. В улыбке
барона выражался тот же комплимент.