Неточные совпадения
«Я знаю это и без вас, —
еще сердитее отвечаете вы, —
да на котором же месте?» — «Вон, взгляните, разве не видите?
«
Да, что-то сегодня не вкусен суп…» Он не успел
еще договорить, как кроткий Петр Александрович свирепеет.
«Завтра на вахту рано вставать, — говорит он, вздыхая, — подложи
еще подушку, повыше,
да постой, не уходи, я, может быть, что-нибудь вздумаю!» Вот к нему-то я и обратился с просьбою, нельзя ли мне отпускать по кружке пресной воды на умыванье, потому-де, что мыло не распускается в морской воде, что я не моряк, к морскому образу жизни не привык, и, следовательно, на меня, казалось бы, строгость эта распространяться не должна.
Еще они могли бы тоже принять в свой язык нашу пословицу: не красна изба углами, а красна пирогами, если б у них были пироги, а то нет; пирожное они подают, кажется, в подражание другим: это стереотипный яблочный пирог
да яичница с вареньем и крем без сахара или что-то в этом роде.
Еще оставалось бы сказать что-нибудь о тех леди и мисс, которые, поравнявшись с вами на улице, дарят улыбкой или выразительным взглядом,
да о портсмутских дамах, продающих всякую всячину; но и те и другие такие же, как у нас.
Барину по городам ездить не нужно: он ездит в город только на ярмарку раз в год
да на выборы: и то и другое
еще далеко.
Нет, не отделяет в уме ни копейки, а отделит разве столько-то четвертей ржи, овса, гречихи,
да того-сего,
да с скотного двора телят, поросят, гусей,
да меду с ульев,
да гороху, моркови, грибов,
да всего, чтоб к Рождеству послать столько-то четвертей родне, «седьмой воде на киселе», за сто верст, куда уж он посылает десять лет этот оброк, столько-то в год какому-то бедному чиновнику, который женился на сиротке, оставшейся после погорелого соседа, взятой
еще отцом в дом и там воспитанной.
Этому чиновнику посылают
еще сто рублей деньгами к Пасхе, столько-то раздать у себя в деревне старым слугам, живущим на пенсии, а их много,
да мужичкам, которые то ноги отморозили, ездивши по дрова, то обгорели, суша хлеб в овине, кого в дугу согнуло от какой-то лихой болести, так что спины не разогнет, у другого темная вода закрыла глаза.
Если
еще при попутном ветре, так это значит мчаться во весь дух на лихой тройке, не переменяя лошадей!» Внизу, за обедом, потом за чашкой кофе и сигарой, а там за книгой, и забыли про океан…
да не то что про океан, а забыли и о фрегате.
«Паисов, что ли?» — «Паисов?» — «
Да говори скорей,
еще кто?» — спросил опять рассыльный.
— Дайте пройти Бискайскую бухту — вот и будет вам тепло!
Да погодите
еще, и тепло наскучит: будете вздыхать о холоде. Что вы все сидите? Пойдемте.
По дороге я ушиб
еще коленку
да задел за что-то щекой.
Да Бог знает, то ли
еще она сказала: это мы так растолковали ее ответы.
Завтрак состоял из яичницы, холодной и жесткой солонины, из горячей и жесткой ветчины. Яичница, ветчина и картинки в деревянных рамах опять напомнили мне наше станции. Тут, впрочем, было богатое собрание птиц, чучелы зверей; особенно мила головка маленького оленя, с козленка величиной; я залюбовался на нее, как на женскую (благодарите, mesdames),
да по углам красовались
еще рога диких буйволов, огромные, раскидистые, ярко выполированные, напоминавшие тоже головы, конечно не женские…
Меня
еще в Англии удивило, что такой опрятный, тонкий и причудливый в житье-бытье народ, как англичане,
да притом и изобретательный, не изобрел до сих пор чего-нибудь вместо дорогих восковых свеч.
Я сел было писать, но английский обед сморит сном хоть кого;
да мы
еще набегались вдоволь.
Там остался наш доктор,
еще натуралист
да молодой Зеленый.
Правда, кресло жестковато,
да нескоро его и сдвинешь с места; лак и позолота почти совсем сошли; вместо занавесок висят лохмотья, и сам хозяин смотрит так жалко, бедно, но это честная и притом гостеприимная бедность, которая вас всегда накормит, хотя и жесткой ветчиной,
еще более жесткой солониной, но она отдаст последнее.
Белых жителей не видно по улицам ни души:
еще было рано и жарко, только черные бродили кое-где или проезжали верхом
да работали.
— «
Да разве ты знаешь всех лошадей?» — «О уеs! — с улыбкою отвечал он, — десятка два я продал сюда и
еще больше покупал здесь.
«Я всю возьму, — сказал я, —
да и то мало, дайте
еще».
Она осветила кроме моря
еще озеро воды на палубе, толпу народа, тянувшего какую-то снасть,
да протянутые леера, чтоб держаться в качку. Я шагал в воде через веревки, сквозь толпу; добрался кое-как до дверей своей каюты и там, ухватясь за кнехт, чтоб не бросило куда-нибудь в угол, пожалуй на пушку, остановился посмотреть хваленый шторм. Молния как молния, только без грома, или его за ветром не слыхать. Луны не было.
—
Да нет, господа, я прежде всех увидал его; вы
еще там, в деревне, были, а я… Постойте, я все видел, я все расскажу по порядку.
Мы зашли в лавку с фруктами, лежавшими грудами. Кроме ананасов и маленьких апельсинов, называемых мандаринами, все остальные были нам неизвестны. Ананасы издавали свой пронзительный аромат, а от продавца несло чесноком,
да тут же рядом, из лавки с съестными припасами, примешивался запах почти трупа от развешенных на солнце мяс, лежащей кучами рыбы, внутренностей животных и
еще каких-то предметов, которые не хотелось разглядывать.
Кажется, тут бы работать: нет, однообразие и этот неподвижный покой убивает деятельность,
да к этому
еще жара, духота, истощение свежих припасов.
Кроме всей этой живности у них есть жены, каначки или сандвичанки,
да и между ними самими есть канаки,
еще выходцы из Лондона, из Сан-Франциско — словом, всякий народ. Один живет здесь уже 22 года, женат на кривой пятидесятилетней каначке. Все они живут разбросанно, потому что всякий хочет иметь маленькое поле, огород, плантацию сахарного тростника, из которого, мимоходом будь сказано, жители выделывают ром и сильно пьянствуют.
Вдруг появилась лодка, только уж не игрушка, и в ней трое или четверо японцев, два одетые, а два нагие, светло-красноватого цвета, загорелые, с белой, тоненькой повязкой кругом головы, чтоб волосы не трепались,
да такой же повязкой около поясницы — вот и все. Впрочем, наши
еще утром видели японцев.
«
Да вот
еще, — просили они, — губернатор желал бы угостить вас, так просит принять завтрак».
А губернатор все
еще поднимает нос: делает запросы, хочет настаивать,
да вдруг и спустится, уступит.
Есть
еще ружья с фитилями, сабли, даже по две за поясом у каждого, и отличные…
да что с этими игрушками сделаешь?
Однако ничего, вышло недурно, мичман Зеленый хоть куда: у него природный юмор,
да он
еще насмотрелся на лучших наших комических актеров.
Да это
еще будет и, может быть, скоро…
Что же Джердин? нанял китайцев, взял
да и срыл гору, построил огромное торговое заведение, магазины, а
еще выше над всем этим — великолепную виллу, сделал скаты, аллеи, насадил всего, что растет под тропиками, — и живет, как бы жил в Англии, где-нибудь на острове Вайте.
Но баниосы не обрадовались бы, узнавши, что мы идем в Едо. Им об этом не сказали ни слова. Просили только приехать завтра опять, взять бумаги
да подарки губернаторам и переводчикам,
еще прислать, как можно больше, воды и провизии. Они не подозревают, что мы сбираемся продовольствоваться этой провизией — на пути к Едо! Что-то будет завтра?
В какой день идут и… куда?» — хотелось бы
еще спросить,
да не решаются: сами чувствуют, что не скажут.
Потом станция, чай, легкая утренняя дрожь, теньеровские картины; там опять живая и разнообразная декорация лесов, пашен, дальних сел и деревень, пекущее солнце, оводы, недолгий жар и снова станция, обед, приветливые лица
да двугривенные; после
еще сон, наконец, знакомый шлагбаум, знакомая улица, знакомый дом, а там она, или он, или оно…
Saddle Islands лежат милях в сорока от бара, или устья, Янсекияна,
да рекой
еще миль сорок с лишком надо ехать, потом речкой Восунг, Усун или Woosung, как пишут англичане, а вы выговаривайте как хотите. Отец Аввакум, живший в Китае, говорит, что надо говорить Вусун, что у китайцев нет звука «г».
Меня звали, но я не был готов,
да пусть прежде узнают, что за место этот Шанхай, где там быть и что делать? пускают ли
еще в китайский город?
Я, пробуждаясь от дремоты, видел только — то вдалеке, то вблизи, как в тумане, — суконный ночной чепчик, худощавое лицо, оловянные глаза, масляную куртку,
еще косу входившего китайца-слуги
да чувствовал запах противного масла.
Идти бы прямо, а мы
еще все направо
да налево.
«
Да мы
еще не все: чрез час придут человек шесть!» — в свою очередь, не без удовольствия, отвечали мы.
Мы пришли в самую пору, то есть последние. В гостиной собралось человек восемь. Кроме нас четверых или пятерых тут были командиры английских и американских судов и
еще какие-то негоцианты
да молодые люди, служащие в конторе Каннингама, тоже будущие негоцианты.
Наконец надо же и совесть знать, пора и приехать. В этом японском, по преимуществу тридесятом, государстве можно
еще оправдываться и тем, что «скоро сказка сказывается,
да не скоро дело делается». Чуть ли эта поговорка не здесь родилась и перешла по соседству с Востоком и к нам, как и многое другое… Но мы выросли, и поговорка осталась у нас в сказках.
Старик был красивее всех своею старческою, обворожительною красотою ума и добродушия,
да второй полномочный
еще мог нравиться умом и смелостью лица, пожалуй, и Овосава хорош, с затаенною мыслию или чувством на лице, и если с чувством, то, верно, неприязни к нам.
Мы между тем переходили от чашки к чашке, изредка перекидываясь друг с другом словом. «Попробуйте, — говорил мне вполголоса Посьет, — как хорош винегрет из раков в синей чашке. Раки посыпаны тертой рыбой или икрой; там зелень,
еще что-то». — «Я ее всю съел, — отвечал я, — а вы пробовали сырую рыбу?» — «Нет, где она?» — «
Да вот нарезана длинными тесьмами…» — «Ах! неужели это сырая рыба? а я почти половину съел!» — говорил он с гримасой.
Сзади всех подставок поставлена была особо
еще одна подставка перед каждым гостем, и на ней лежала целая жареная рыба с загнутым кверху хвостом и головой. Давно я собирался придвинуть ее к себе и протянул было руку, но второй полномочный заметил мое движение. «Эту рыбу почти всегда подают у нас на обедах, — заметил он, — но ее никогда не едят тут, а отсылают гостям домой с конфектами». Одно путное блюдо и было,
да и то не едят! Ох уж эти мне эмблемы
да символы!
Да, это все так; тут параллель можно продолжать, пожалуй,
еще.
«
Да мы не взыщем, у нас
еще есть», — возразил адмирал.
Тут видели мы кузницу,
еще пилили дерево, красили простую материю, продавали зелень, табак
да разные сласти.
—
Да, место точно прекрасное, — сказал Беттельгейм, — надо
еще осмотреть залив Мельвиль
да один пункт на северной стороне — это рай.