Неточные совпадения
Он просыпается
по будильнику. Умывшись посредством машинки и надев вымытое паром белье, он садится к столу, кладет
ноги в назначенный для того ящик, обитый мехом, и готовит себе, с помощью пара же, в три секунды бифштекс или котлету и запивает чаем, потом принимается за газету. Это тоже удобство — одолеть лист «Times» или «Herald»: иначе он будет глух и нем целый день.
Этому чиновнику посылают еще сто рублей деньгами к Пасхе, столько-то раздать у себя в деревне старым слугам, живущим на пенсии, а их много, да мужичкам, которые то
ноги отморозили, ездивши
по дрова, то обгорели, суша хлеб в овине, кого в дугу согнуло от какой-то лихой болести, так что спины не разогнет, у другого темная вода закрыла глаза.
Трудно было и обедать: чуть зазеваешься, тарелка наклонится, и ручей супа быстро потечет
по столу до тех пор, пока обратный толчок не погонит его назад. Мне уж становилось досадно: делать ничего нельзя, даже читать. Сидя ли, лежа ли, а все надо думать о равновесии, упираться то
ногой, то рукой.
Португальцы поставили носилки на траву. «Bella vischta, signor!» — сказали они. В самом деле, прекрасный вид! Описывать его смешно. Уж лучше снять фотографию: та,
по крайней мере, передаст все подробности. Мы были на одном из уступов горы, на половине ее высоты… и того нет: под
ногами нашими целое море зелени, внизу город, точно игрушка; там чуть-чуть видно, как ползают люди и животные, а дальше вовсе не игрушка — океан; на рейде опять игрушки — корабли, в том числе и наш.
Идучи
по улице, я заметил издали, что один из наших спутников вошел в какой-то дом. Мы шли втроем. «Куда это он пошел? пойдемте и мы!» — предложил я. Мы пошли к дому и вошли на маленький дворик, мощенный белыми каменными плитами. В углу, под навесом, привязан был осел, и тут же лежала свинья, но такая жирная, что не могла встать на
ноги. Дальше бродили какие-то пестрые, красивые куры, еще прыгал маленький, с крупного воробья величиной, зеленый попугай, каких привозят иногда на петербургскую биржу.
Когда обливаешься вечером, в темноте, водой, прямо из океана, искры сыплются, бегут, скользят
по телу и пропадают под
ногами, на палубе.
Пошли за город,
по мелкому и чистому песку, на взморье: под
ногами хрустели раковинки.
На других картинках представлена скачка с препятствиями: лошади вверх
ногами, люди
по горло в воде.
По стенам даже ползали не знакомые нам насекомые, не родные клопы и тараканы, а какие-то длинные жуки со множеством
ног.
У окон и дверей висели плотные шелковые драпри из материй, каких не делают нынче; чистота была неимоверная: жаль было ступать
ногами по этим лакированным полам.
Я обогнул утес, и на широкой его площадке глазам представился ряд низеньких строений, обнесенных валом и решетчатым забором, — это тюрьма.
По валу и на дворе ходили часовые, с заряженными ружьями, и не спускали глаз с арестантов, которые, с скованными
ногами, сидели и стояли, группами и поодиночке, около тюрьмы. Из тридцати-сорока преступников, которые тут были, только двое белых, остальные все черные. Белые стыдливо прятались за спины своих товарищей.
У наших всадников
ноги по колени ушли в воду.
По трапам еще стремились потоки, но у меня
ноги уж были
по колени в воде — нечего разбирать, как бы посуше пройти. Мы выбрались наверх: темнота ужасная, вой ветра еще ужаснее; не видно было, куда ступить. Вдруг молния.
Не было возможности дойти до вершины холма, где стоял губернаторский дом: жарко, пот струился
по лицам. Мы полюбовались с полугоры рейдом, городом, которого европейская правильная часть лежала около холма, потом велели скорее вести себя в отель, под спасительную сень, добрались до балкона и заказали завтрак, но прежде выпили множество содовой воды и едва пришли в себя. Несмотря на зонтик, солнце жжет без милосердия
ноги, спину, грудь — все, куда только падает его луч.
Индиец, полуголый, с маленьким передником, бритый, в чалме, или с большими волосами, смотря
по тому, какой он веры, бежит ровно, грациозно, далеко и медленно откидывая
ноги назад, улыбаясь и показывая ряд отличных зубов.
Куда европеец только занесет
ногу, везде вы там под знаменем безопасности, обилия, спокойствия и того благосостояния, которым наслаждаетесь дома, протягивая, конечно, ножки
по одежке.
Представьте, что из шестидесяти тысяч жителей женщин только около семисот. Европеянок, жен, дочерей консулов и других живущих
по торговле лиц немного, и те, как цветы севера, прячутся в тень, а китаянок и индианок еще меньше. Мы видели в предместьях несколько китайских противных старух; молодых почти ни одной; но зато видели несколько молодых и довольно красивых индианок. Огромные золотые серьги, кольца, серебряные браслеты на руках и
ногах бросались в глаза.
Когда мы подходили к его клетке, он поспешно удалялся от нас, метался во все четыре угла, как будто отыскивая еще пятого, чтоб спрятаться; но когда мы уходили прочь, он бежал к двери, сердился, поднимал ужасную возню, топал
ногами, бил крыльями в дверь, клевал ее — словом, так и просился,
по характеру, в басни Крылова.
Вечером задул свежий ветер. Я напрасно хотел писать: ни чернильница, ни свеча не стояли на столе, бумага вырывалась из-под рук. Успеешь написать несколько слов и сейчас протягиваешь руку назад — упереться в стену, чтоб не опрокинуться. Я бросил все и пошел ходить
по шканцам; но и то не совсем удачно, хотя я уже и приобрел морские
ноги.
Тут громадный вал вдруг ударил в сетки, перескочил через борт и разлился
по палубе, облив
ноги матросам.
Но японцы тоже не умеют сидеть по-нашему, а кажется, чего проще? с непривычки у них затекают
ноги.
«Это-то секретари?» На трап шли, переваливаясь с
ноги на
ногу, два старика, лет 70-ти каждый, плешивые, с седыми жиденькими косичками, в богатых штофных юбках, с широкой бархатной
по подолу обшивкой, в белых бумажных чулках и, как все прочие, в соломенных сандалиях.
Там, чтоб почтить их донельзя, подложили им на кресла, в отличие от свиты,
по сафьяновой подушке, так что
ноги у них не доставали до полу.
Не думаю:
по крайней мере, сидя на наших стульях, они без церемонии выказывают голые
ноги выше, нежели нужно, и нисколько этим не смущаются.
Утром поздно уже, переспав два раза срок, путешественник вдруг освобождает с трудом голову из-под спуда подушек, вскакивает, с прической а l’imbecile [как у помешанного — фр.], и дико озирается
по сторонам, думая: «Что это за деревья, откуда они взялись и зачем он сам тут?» Очнувшись, шарит около себя, ища картуза, и видит, что в него вместо головы угодила
нога, или ощупывает его под собой, а иногда и вовсе не находит.
Я еще не был здесь на берегу — не хочется, во-первых, лазить
по голым скалам, а во-вторых, не в чем: сапог нет, или, пожалуй, вон их целый ряд, но ни одни нейдут на
ногу.
Положив
ногу на
ногу и спрятав руки в рукава, он жевал табак и
по временам открывал рот… что за рот! не обращая ни на что внимания.
Я только было собрался отвечать, но пошевелил нечаянно
ногой: круглое седалище, с винтом, повернулось, как
по маслу, подо мной, и я очутился лицом к стене.
Ноги у нас ползли
по влажной, глинистой почве.
Впросонках видел, как пришел Крюднер, посмотрел на нас, на оставленное ему место, втрое меньше того, что ему нужно
по его росту, подумал и лег, положив
ноги на пол, а голову куда-то, кажется, на полку.
Жалко было смотреть на бедняков, как они, с обнаженною грудью, плечами и
ногами, тряслись, посинелые от холода, ожидая часа
по три на своих лодках, пока баниосы сидели в каюте.
И японские войска расставлены были
по обеим сторонам дороги, то есть те же солдаты, с картонными шапками на головах и ружьями, или quasi-ружьями в чехлах,
ноги врозь и колени вперед.
Лишь только завидит кого-нибудь равного себе, сейчас колени у него начинают сгибаться, он точно извиняется, что у него есть
ноги, потом он быстро наклонится, будто переломится пополам, руки вытянет
по коленям и на несколько секунд оцепенеет в этом положении; после вдруг выпрямится и опять согнется, и так до трех раз и больше.
Переводчики ползали
по полу: напрасно я приглашал их в другую комнату, они и руками и
ногами уклонились от обеда, как от дела, совершенно невозможного в присутствии grooten herren, важных особ.
В самом деле, для непривычного человека покажется жутко, когда вдруг четыреста человек,
по барабану, бегут к пушкам, так что не подвертывайся: сшибут с
ног; раскрепляют их, отодвигают, заряжают, палят (примерно только, ударными трубками, то есть пистонами) и опять придвигают к борту.
Зато местами коралл обтерся совсем, и
нога скользит
по нем, как
по паркету.
Я оперся на ликейца, и он был, кажется, очень доволен этим, шел ровно и осторожно и всякий раз бросался поддерживать меня, когда я оступался или
нога моя скользила
по гладкому кораллу.
Я видел, как
по кровле одного дома, со всеми признаками ужаса, бежала женщина: только развевались полы синего ее халата; рассыпавшееся здание косматых волос обрушилось на спину; резво работала она голыми
ногами.
Мы заглянули в другую комнату, по-видимому парадную, устланную до того чистыми матами, что совестно было ступить
ногой.
На ней было широкое и длинное шелковое голубое платье, надетое как-то на плечо, вроде цыганской шали, белые чистые шаровары; прекрасная, маленькая, но не до уродливости
нога, обутая по-европейски.
«На берег кому угодно! — говорят часу во втором, — сейчас шлюпка идет». Нас несколько человек село в катер, все в белом, — иначе под этим солнцем показаться нельзя — и поехали, прикрывшись холстинным тентом; но и то жарко: выставишь нечаянно руку,
ногу, плечо — жжет. Голубая вода не струится нисколько; суда, мимо которых мы ехали, будто спят: ни малейшего движения на них; на палубе ни души.
По огромному заливу кое-где ползают лодки, как сонные мухи.
«Смотрите, бурунов совсем нет, ветер с берега, — говорил он, — вам не придется
по воде идти,
ног не замочите, и зубы не заболят».
«Бей ее
по голове, — кричали голоса, — да береги
ноги: прочь, прочь!»
Он рассердился, или боль еще от пинков не прошла, только он с колом гонялся за акулой, стараясь ударить ее
по голове и забывая, что он был босиком и что
ноги его чуть не касались пасти.
Сегодня, часу в пятом после обеда, мы впятером поехали на берег, взяли с собой самовар, невод и ружья. Наконец мы ступили на берег, на котором, вероятно, никогда не была
нога европейца. Миссионерам сюда забираться было незачем, далеко и пусто. Броутон говорит или о другой бухте, или если и заглянул сюда, то на берег, по-видимому, не выходил, иначе бы он определил его верно.
«Сары, сары не забудьте купить!» — «Это еще что?» — «Сары — это якутские сапоги из конской кожи: в них сначала надо положить сена, а потом
ногу, чтоб вода не прошла; иначе
по здешним грязям не пройдете и не проедете. Да вот зайдите ко мне, я велю вам принести».
Между тем я не заметил, что мы уж давно поднимались, что стало холоднее и что нам осталось только подняться на самую «выпуклость», которая висела над нашими головами. Я все еще не верил в возможность въехать и войти, а между тем наш караван уже тронулся при криках якутов. Камни заговорили под
ногами. Вереницей, зигзагами, потянулся караван
по тропинке. Две вьючные лошади перевернулись через голову, одна с моими чемоданами. Ее бросили на горе и пошли дальше.
Каменья катились под
ногами; якуты дали нам
по палке.
Вчера мы пробыли одиннадцать часов в седлах, а с остановками — двенадцать с половиною. Дорога от Челасина шла было хороша, нельзя лучше, даже без камней, но верстах в четырнадцати или пятнадцати вдруг мы въехали в заросшие лесом болота. Лес част, как волосы на голове, болота топки, лошади вязли
по брюхо и не знали, что делать, а мы, всадники, еще меньше. Переезжая болото, только и ждешь с беспокойством, которой
ногой оступится лошадь.
Вы едете вблизи деревьев, третесь о них
ногами, ветви хлещут в лицо, лошадь ваша то прыгает в яму и выскакивает стремительно на кочку, то останавливается в недоумении перед лежащим
по дороге бревном, наконец перескочит и через него и очутится опять в топкой яме.